Мендель - [51]

Дирекция выражает Вам также искреннейшую свою благодарность за Вашу самоотверженность, старание и за действенное способствование достижению задач, стоящих перед Училищем».

Ах, как красиво было ему сказано «вот бог, а вот порог»!… Неплохо, верно?… Более того, директор Шиндлер настолько великодушен, что он не замкнул свои восторги одними рамками этого письма — пусть официального, но все-таки адресованного лишь самому восхваляемому им лицу. В тот же день 6 июня 1851 года он направил не в иное место как в канцелярию штатгальтерства великолепнейшую аттестацию на бывшего временного супплента. Она, конечно, была изложена в классических корявейших оборотах тогдашнего австрийского «канцелярита»:

«В личности члена орденского капитула Грегора Менделя… [был найден супплент по естественной истории [35]], о котором благодаря его одаренности в научном и дидактическом отношении как педагогический корпус, так и покорнейше подписывающаяся дирекция полагают, что они могут быть спокойными после того, как многие профессора, в особенности профессор д-р Коленатый, засвидетельствовали естественноисторические труды [36] упомянутого члена капитула, исправлявшего одновременно обязанности кандидата в гимназические учителя».

Отлично, не правда ли?… Но вот в чем вопрос: с чего это вдруг господину Шиндлеру понадобилось посылать в самую высокую провинциальную инстанцию такую характеристику на педагога, временно исполнявшего обязанности супплента и уже от их несения освобожденного?…

В этой истории есть еще один весьма примечательный момент: супплент Мендель проработал два месяца, но ни в середине этих месяцев, ни по окончании ему не заплатили ни крейцера, и неделю спустя расхваленному суппленту пришлось подавать прошение:

«Брюнн, 15 июня 851 г. [37]

Уважаемый Директорат!

После того, как нижеподписавшийся письмом Уважаемого Директората от 6 июня с.г. за №221 был освобожден от исполнения должности супплента по всеобщей естественной истории в подготовительных классах здешнего императорско-королевского Технического училища по причине выздоровления профессора И. Хельцелета, упомянутый — буде Уважаемый Директорат явит свою благосклонность — покорнейше просит принять меры, дабы за исправление им своей должности с 7 апреля с. г. по 6 июня ему было выдано условленное вознаграждение.

Грегор Мендель, член капитула

монастыря святого Томаша».

И по непонятной причине это письмо проделало какой-то очень длинный путь. Во-первых, оно было зарегистрировано канцелярией училища только 20 июня, и это дает основание думать, что пять дней оно бродило или лежало где-то, быть может, в ожидании, пока ординарная просьба будет подкреплена чьими-то вескими словами. Во-вторых, господин Флориан Шиндлер, полномочный директор заведения, лично распоряжавшийся выплатами отработанных вознаграждений, почему-то не стал в данном случае сам решать сей простой вопрос, а переправил менделево прошение ни много ни мало, как политическому директору Моравского земельного правительства господину Шедаю, который, в свою очередь, переправил прошение советнику штатгальтера господину Дрбалу, и только сам господин Дрбал по размышлении разрешил господину директору училища выдать Менделю заработанные им деньги.

Это маленькое событие можно было рассматривать и как простой образец австрийских бюрократических порядков. Но поскольку малозначащее дело вдруг сделалось объектом консультаций на высоком правительственном (в масштабах Моравии) уровне, возникает мысль, не стояли ль за этими бумагами какие-то события, из-за которых мог загореться весь долгий сыр-бор.

Конечно, следует сразу отвергнуть мысль о том, что Мендель был лицом, нежелательным из-за политической неблагонадежности. Полицейские архивы были тщательно изучены и Ильтисом и Рихтером, в них среди доносов многочисленных осведомителей, меж секретных характеристик и предписаний ничего примечательного из того, что относилось к особе Менделя, обнаружено не было. Наше собственное знакомство с архивами полиции другой тогдашней провинциальной австрийской столицы — Лемберга (нынешнего Львова) позволяет судить, что в таких случаях в начале 50-х годов прошлого века дело принимало иной оборот: шпионаж в Австрии был поставлен на высоком уровне, а меры к крамольно мыслящим людям принимались быстрые и жесткие. Наконец, вся сохранившаяся переписка свидетельствует, что политика Менделя в ту пору интересовала мало и его суждения о событиях не выходили за рамки того, что писалось в высочайше дозволенных газетах.

В начале этой главы было упомянуто о не вполне ясных обстоятельствах отказа Менделя от получения степени доктора богословия и быстрого переезда в Цнайм. Степень ни в коей мере не могла помешать заниматься преподаванием излюбленной им ботаники, и в начале главы было предположено, что вызвали отъезд некие «внешние причины». Можно было бы теперь предположить, что эхо неизвестных событий сыграло какую-то роль и ныне — два года спустя… Однако такое нагромождение одного предположения на другое вряд ли покажется при всей заманчивости корректным. Нам придется отказаться от него и пытаться реконструировать события по-иному. Например, так.