Менахем-Мендл. Новые письма - [7]

то есть. А что, у «нас» есть выбор? И, как я тебе уже писал в предыдущем письме, кажется, что он, Франц-Йойсеф, «нас» не боится, так как он не один на этой «ярмарке». Их, понимаешь ли, трое: на стороне Франца-Йойсефа его немецкое императорское величество и итальянец Виктор-Имонуел[80], зять Микиты[81], то есть Николая. Принимая во внимание то, что Микита его тесть, как же он, зять, может теперь быть против Микиты? Об этом лучше не спрашивай, во время войны не смотрят: тесть, зять, хоть брат родной или там даже отец. «В делах родственников нет». Как подумаешь о том, что эти трое, Франц-Йойсеф, Виктор-Имонуел и реб Вильгельм[82] с усами могут выступить против «нас», так под ложечкой стынет… Но ты, дорогая моя супруга, не должна пугаться, «мы» ведь тоже не одни, не дай Бог, на этой «ярмарке». Как я тебе уже писал, нас тоже трое. На нашей стороне, слава Богу, француз, наш друг сердечный и кредитор[83], была бы у меня десятая доля того, что «мы» ему должны, и, полагаю, кроме француза, у «нас» есть еще англичанин, понимаешь? «Мы» обеспечены поддержкой, как на суше, так и на море. А ты как думала? «Наши» дипломаты совсем, что ли, болваны? Короче, может разразиться такая война, такая может завариться каша, что только держись!.. Для турка это, может быть, окажется наивысшим благом, потому что когда начнется веселье, то всем будет не до него, все о нем позабудут… Опять-таки в чем же дело?.. Для того ли мы все столько трудились, чтобы собственными руками уничтожать друг друга? Кто мы, звери дикие или люди? Поверь, до этого так быстро дело не дойдет. Старый старик, я имею в виду Франц-Йойсеф, да продлятся дни и годы его[84], пока жив, этого не допустит. Ай, зачем только Микита всунулся как клин в это Скеторье? Нехорошо, а кому? Да все ему же, турку то есть. Такое несчастье навалилось на больного человека![85] Иововы бедствия! У кого есть Бог в сердце, тот поймет. Начало этим бедствиям положил-таки старец, да продлятся дни и годы его, реб Франц-Йойсеф, который отхватил себе Боснию и Герцеговину[86], потом итальянец отнял Триполи[87]. Теперь вот балканские ребята: одному — Адринополь, другому — Крит[88], третьему — Скеторье, кто знает, кому чего еще завтра захочется?.. Поговаривают, что англичанин зарится на Египет[89], немец точит зубы на Страну Израиля[90], француз уже давно наложил руку на Тунис[91]. Ну а «мы» будем, что ли, сидеть и смотреть, как все, то есть буквально все, хватают, и молчать? Министр, Сезонов[92] то есть, вам мальчишка, что ли? Тем временем дядя Измаил остается без «воспитанников»[93]. А все почему? А все потому, что, как я тебе уже писал, нет посредника, нет маклера то есть. Маклера не хватает. Настоящего маклера, такого, чтобы у него были идеи и комбинации. Например, у меня есть комбинация, и не одна, а несколько комбинаций, и, если только Бог поможет, я их осуществлю и дам ему снова увидеть свет, турку этому, я имею в виду. Эти комбинации не дают мне спать. Меня так и распирает. Я ясно вижу, что, если бы я мог с ним переговорить или написать ему об этом письмецо, это бы ему помогло. У меня есть только один недостаток, который меня убивает: кроме еврейского, я никаких других языков не знаю. Побежал я к моему другу, к Хасклу Котику. Я ему доверяю. Он знает про меня все. «Вы, — говорит он, — мне кажется, последнее время чем-то взволнованы, реб Менахем-Мендл». Отвечаю ему: «Как же мне не быть взволнованным, — говорю я, — когда я волнуюсь». Взял и выложил ему все, как на тарелочке, сперва, понятное дело, взяв с него слово, что ни одна душа об этом не узнает, только я, да он, да Бог! Я рассчитал, что, если на то будет воля Божья и проект пойдет, он тоже получит свою долю из того, что мне причитается. И даже равную с моей долю. Почему нет? От совместных заработков не обеднеешь. Это мне еще на бирже, не нынче будь помянута, когда-то объяснили. Конечно же я рассчитываю, что к этому делу подтянется не один компаньон. Ничего, на всех хватит, всем будет достаточно. Дай Бог, я сам все подготовлю, потому что дело это несколько запутанное! Я бы хотел, дорогая моя супруга, разъяснить тебе это дело, разжевать и в рот положить, как я это люблю, но, поскольку сейчас у меня нет времени, буду краток. Если на то будет воля Божья, в следующем письме напишу обо всем подробно. Дал бы только Бог здоровья и счастья. Будь здорова, поцелуй детей, чтобы они были здоровы, передай привет теще, чтобы она была здорова, и всем членам семьи, каждому в отдельности, с наилучшими пожеланиями

от меня, твоего супруга

Менахем-Мендла

Главное забыл. Верно, ты думаешь, дорогая моя супруга, что босы американских еврейских газет посмеялись над забастовкой, которую устроили их писатели? «Что у них есть, у этих еврейских писателей, — говорили они, посмеиваясь, — кроме пяти пальцев?» Видишь ли, тут, поглядев на писателей, забастовала Бельгия[94]. И еще как забастовала! Полмиллиона как один человек вышли на забастовку. Кажется, что они, бельгийцы эти, добились большего, чем писатели в Америке. Таким уж теперь стал наш мир. Чуть что — забастовка! Забастовка или бойкот. И бойкот бойкоту. Ты