Men from the Boys, или Мальчики и мужчины - [26]

Я наблюдал за Пэтом. Он любил деда больше всех на свете, но лишился его в слишком юном возрасте, чтобы осознать это. А я хотел, чтобы он осознал. Ведь я видел, что его сверстники почти не обладают этим бесценным знанием. Памятью о том, что они сделали, и пониманием нашего долга перед ними. Помнил ли он, как выглядел дед, снимая в саду рубашку? Помнил ли Пэт страшные шрамы и пулевые отверстия, почти сплошь покрывавшие торс деда?

— Вот они идут, — сказал он, и я повернулся к солдатам, идущим плечом к плечу, вглядываясь в ряды зеленых беретов.

Я тоже их увидел и почувствовал, как забилось сердце при виде тех, кого отец называл «моя банда». Десантные батальоны Королевской морской пехоты. Храбрейшие из храбрых. In primo exulto. Радуйся тому, что первый.

Они почти поравнялись с нами, когда зазвонил телефон Пэта.

Скорее заиграл, а не зазвонил.

Снова эта песня.

Песня, звучащая как сердцебиение. «Запертая любовь» Канье Уэста. Там-там-там, звучала она, и головы толпы повернулись к нам. Там-там-там. Словно мучительное электронное сердцебиение. И когда Пэт полез в карман, люди вокруг стали качать головами, приговаривая: «Тсс» — и возмущенно фыркая. Кто-то сзади нас произнес: «О, ради всего святого!», словно мы ничего не понимали, мой сын и я.

Он вытащил телефон из кармана, и звук стал громче. Он поспешно попытался отключить его, но телефон выскользнул у него из пальцев и упал на тротуар. Можно было подумать, что Канье Уэст сейчас заткнется, но не тут-то было. Телефон продолжал звонить, совсем как в старые времена, когда мы пользовались для звонков диско-миксами с двенадцатидюймовых пластинок. Там-там-там, продолжались звонки, когда Пэт опустился на колени, что было совсем не просто в тесно стоящей толпе у Кенотафа. Там-там-там. Лицо Пэта пылало, как моя кровь.

Я взглянул на старых солдат как раз вовремя, чтобы увидеть, что мимо нас маршируют Кен Гримвуд и его приятели из паба. Пэт поднял телефон и стал продираться сквозь толпу, уходя прочь. Я окликнул его, но он не остановился. Я оглянулся на коммандос, надеясь, что их слух ослабел настолько, что они не услышали песенки Канье Уэста «Запертая любовь», раздающейся у Кенотафа. Но слух у них был неплохой.

И я смог прочесть мысли по их лицам, лицам стариков, этих преданных суровых старых солдат, совсем как по лицу своего отца, когда я разбивал окно, прогуливал уроки или когда развелся.

Ради этого?

Ради этого?

Мы делали все ради этого?

_____

Далеко позади толпы, собравшейся в честь Дня памяти погибших, там, где слонялись бездельничающие туристы, я наконец догнал моего сына.

— Дай мне эту штуку, — сказал я.

Он не шевельнулся. Я повысил голос.

— Дай ее мне, — слишком громко потребовал я, и туристы обернулись на нас, словно им показывали представление в Ковент-Гардене.

На глаза Пэта навернулись слезы, и он отдал мне телефон.

Я посмотрел на дисплей.

«Один пропущенный звонок от Джины», — гласила надпись.

Я сжал в кулаке эту чертову вещицу, словно хотел раздавить ее, и занес руку над головой, от всей души желая швырнуть телефон на заляпанный голубями асфальт, так, чтобы он разлетелся на мелкие кусочки и его уже нельзя было починить.

Но я посмотрел на сына, а он посмотрел на меня.

Я заметил, что он вытирает нос рукавом, едва сдерживая слезы. Посмотрел на цветок мака, нелепо торчащий из петлицы его школьного пиджака. Вздохнул и покачал головой.

Все еще бледный от ярости, я медленно разжал руку и отдал ему телефон.

— Ладно, малыш, — сказал я, обнимая его за плечи, не желая, чтобы он расплакался, и внезапно мне отчаянно захотелось оказаться подальше от этого места. — Пойдем домой.

Но пока мы молча шли к метро, я чувствовал: случилось непоправимое.

Неважно, что я отдал ему телефон.

Между нами что-то разрушилось.

7

Я сидел на кухне, глядя на светящийся экран лэптопа, а моя жена ходила по дому, запирая двери, проверяя окна и выключая свет. Она возникла в проеме двери, держа в руках школьный ранец.

— Ты идешь? — спросила Сид.

— Сейчас приду, — улыбнулся я.

Она кивнула и удалилась. Я услышал, как она вышла на задний двор и бутылки, которые она выбросила в мусор, зазвенели, как «музыка ветра». Она вошла в дом, и было слышно, как в двери повернулся ключ.

Я набрал в поисковике «коммандос» и стал ждать.

Потом вздохнул.

Напечатайте в поисковике слово «коммандос», и получите миллион ссылок на старый фильм с Арнольдом Шварценеггером, жестокие видеоигры и чирлидерш без трусов.

Когда-то стать коммандос означало рисковать своей жизнью, чтобы освободить мир. Теперь на сленге это означало обходиться без нижнего белья.

Сид вернулась и уставилась на меня. Я нажал «Выход», и чирлидерши мгновенно испарились. Жена скрестила руки и прислонилась к косяку.

— Интересно? — спросила она.

— Не особенно, — ответил я.

Потом мы оба прислушались к детскому монитору, потому что Джони начала вскрикивать во сне.

— Я схожу к ней, — сказала жена. — Не волнуйся, Гарри. Продолжай заниматься своим делом.

Когда она ушла, я набрал в поисковике «пляжные вечеринки» и получил больше 30 000 ссылок на страницы с девицами без трусов.

И пока я мог слышать раздававшийся из монитора голос жены, успокаивающей нашу дочь, перед глазами вспыхивали и падали зеленые искорки в такт их голосам.