Men from the Boys, или Мальчики и мужчины - [16]

— Чем вы занимаетесь? — спросил я. — Кем работаете?

— Печатник, — ответил он, уместив шестьдесят лет рабочей жизни в несколько слогов. — С этим уже покончено. — Он засмеялся. — Это государство всеобщего благосостояния было создано для людей вроде твоего отца, — продолжил он, и в его глазах внезапно сверкнула ярость. — Подарок признательной нации. Оно должно было стать дерьмовой страховочной сеткой для нуждающихся — не дерьмовым удобным диваном для дерьмовых слабаков. Для людей — таких, как твой отец и я.

Единственное, мой отец никогда бы не употребил слово «дерьмовый» три раза в одном предложении. В этом была большая разница между моим стариком и этим стариком. Я взглянул на него и увидел, что он смотрит на городские улицы, покачивая головой.

— Куда катится Англия? — спросил Кен Гримвуд.

— Вы как раз можете наблюдать за этим, — ответил я.

— Со страной покончено, — заявил он. — Страна, приспособленная для героев? Нам сказали, что мы герои, а потом заставили нас пресмыкаться. Сказать, что мы герои, и заставить пресмыкаться! Скорее, эта страна приспособлена для молокососов, хапуг и прочих, кто умеет прогибаться…

— Так зачем тут оставаться? — спросил я, с готовностью проглатывая наживку.

Я рассуждал, как раньше. Это было похоже на воскресный ужин с папой.

— Я хотел уехать, — сказал старик с такой несгибаемой возмущенной уверенностью, что у меня снова перед глазами встал отец. — Пятьдесят лет назад. В Австралию. Самое подходящее место. Туда уехал сын. И я хотел туда. Мы собирались стать иммигрантами за десять фунтов[5]. Уплыть на корабле. Уже уладили все чертовы формальности. Были в Австралийском центре. Заполнили все бумаги и прочее.

— И что случилось?

— Моя жена, — ответил он. — Моя Дот. — Он улыбнулся, вспоминая свою умершую жену. — В самом конце она не захотела бросать здесь мать одну. — И он сдавленно проговорил: — Поэтому мы остались.

— Думаю, Австралия переживет еще одного или двух иммигрантов, — сказал я. — Вообще-то я начинаю думать, что вся страна состоит из иммигрантов.

— А вот здесь вы не правы, — возразил он, глядя на запыленную Кингс-Кросс так, словно видел перед собой курорт Бонди-бич. — А еще я мечтал увидеть пингвинов. Мне всегда хотелось на них посмотреть. Пингвины на острове Филлип, недалеко от Мельбурна. Тысячи и тысячи маленьких шельмецов. Они выходят из океана в сумерках. На Саммерленд-бич. Каждый год, каждую ночь. Я всегда мечтал увидеть это. Какое это, должно быть, зрелище — пляж Саммерленд-бич, и на нем полно пингвинов.

— Пингвины? — переспросил я. — В Австралии?

Он задумчиво посмотрел на меня.

— Интересно, сколько же всего ты еще не знаешь? — проговорил он.

Собака кинулась ко мне, как только я вышел из машины.

Литой снаряд из мускулов, зубов и выпученных глаз ринулся мне на грудь, отбросив к машине, хрипло рыча, словно у него в глотке застряла человеческая кость.

Два человека топтались неподалеку. Это были не подростки в куртках с капюшонами, надвинутыми на лица, и мешковатых джинсах, сползавших с ягодиц. Это были мужчины моего возраста, полысевшие и набравшие вес за двадцать лет, так что напоминали пару гигантских вареных яиц. Старые, но так и не повзрослевшие. Эдакие Старые Парни. Они стояли, повернув ко мне свои пустые белые лица, и смеялись.

Кен неторопливо прошел через внутренний двор, нашаривая ключи. Я попытался пойти за ним, но собака, возмущенно рыча, снова прижала меня к машине. Я взглянул на Старых Парней.

— Ты ему понравился, — сообщил один из них, и оба захихикали. — Ты нравишься Тайсону, приятель. Если бы ты не понравился Тайсону, он бы уже снял с тебя скальп. Тебе должно быть лестно, приятель.

Я ему действительно понравился. Я мог это утверждать, потому что он внезапно уселся на задницу и обвился вокруг моей ноги. Рычание перешло в романтичное урчание.

Я вырвался, мерзкая тварь взвизгнула от разочарования и помчалась за Кеном. Тот остановился на середине лестницы.

— Сейчас, только отдышусь, — проговорил он, и я вспомнил, как тяжело давался отцу в конце жизни каждый вдох.

Я осмотрел внутренний двор. Дом принадлежал муниципалитету. Он был малоэтажным, во двор выходили окна квартир. Старые Парни уходили прочь, собака рычала и фыркала, снуя вокруг их белоснежных кроссовок.

— Им надо держать эту скотину на поводке, — высказался я.

Кен двинулся дальше. Я взял его под руку и помог преодолеть остаток пути.

— Здесь любят собак, — сказал он. — Великие любители животных. Эти двое очаровашек живут в квартире надо мной. Вместе со старухой матерью. Они любят свою мамашу и свою шавку, а больше никого, насколько мне известно.

Мы достигли площадки второго этажа. Ключи были у него в руке, зеленая дверь, перед которой мы стояли, казалась сделанной из картона. Я слышал какие-то звуки, напоминавшие шум сотни телевизоров. Я к такому не привык. Чтобы в доме было столько соседей.

— Спасибо за то, что помогли подняться, — сказал он. — Не желаете чашечку чая, прежде чем убраться отсюда?

Мне хотелось убраться отсюда. Но я посмотрел во двор и увидел, что там продолжают слоняться Старые Парни со своей собакой-убийцей. Они прогуливались вокруг тесно припаркованных автомобилей, словно владели всем, что было вокруг, их гигантские плеши сияли, будто двойная луна. Это походило на автостоянку в аду.