Мемуары на руинах - [29]
31 дек.
Впервые «Наш, только наш» на публике. Господи, как легко и просто! Никаких сверхвыдумок, эффектов, никакой техники-автоматики! Эффект в самом актёре. Почему у нас это с таким скрежетом. Кажется, чего проще – выйти и спеть, да под фонограмму! Но ошибки те же: этюдные. Не доросли ещё!
Показ этюдов. «Соседский ребёнок». (Тётя меня ещё долго помнить будет. Я приходила нянчить её пятимесячную дочь. Тётя всё никак не могла понять, почему Алёна у меня всё время плачет. Но жертвы были напрасны.)
«Отношение не по-существу, а понарошку. Бедность жизненных наблюдений. У вас подробности – «вообще», ради подробностей. Подробности должны быть внутри события, а не вокруг него. Безответственное пребывание на сцене. Вы должны отвечать за каждую секунду на площадке: для чего она? Всё должно вести к цели. Бездыханное самочувствие. В жизни дыхание всё время меняется, иначе человек монотонен. Регулировать дыхание невозможно. Единственный способ – бросить себя в этюд. Может, вы дрессируете этюды? Работать вглубь явно не умеете. Предлагаем сменить способ работы: этюды подробно рассказывать.»
Но началась сессия. Первый экзамен – по зарубежному театру. (Обожаемый наш Лев Иосифович Гительман. Публичная библиотека на Фонтанке – особый, обособленный мир.) В голове всё перемешалось… Кто написал «Менандру»? Но интересно: впервые читаешь антику (С утра книг было набрано штук двенадцать, но потом тянуло в курилку, где непрерывно царил Марик Мазья, поэт, историк и философ), причём, в обострённой ситуации, интересно, трястись от страха: когда вызовут, и так суметь подать свои скудные познания, чтобы уж совсем уж… как говорила моя мама: «серый, как штаны пожарника». В общем, своего рода спорт, горячка, в которой забываешь, что впереди огромная голова Гидры с надписями: танец, сцендвижение, мастерство.
«Я ничего не пишу о тех страшных занятиях с З. Я., сразу после Нового года, когда он покинул нас на месяц. И только перед экзаменом пришёл, чтобы сказать, что те, кто не уверен в себе, могут пойти и забрать документы, и почти все приняли эти слова на свой счёт. Я – то точно, потому что только что перед этими словами были другие, о том, что в этюде «Соседский ребёнок» всё – сплошь неправда: ничего исполнителям не нужно: ни опаздывать, ни успокаивать ребёнка, ни… Конечно же, так оно и было. Мы старались, пересказывали, пересказывали…»
Этюды на импровизацию. Всем раздают белые билетики с заданиями. «Показать известный цирковой номер». Тут я струсила. Известных номеров не знаю. Во-первых, потому что не люблю цирк. (Когда по телевизору передают цирковую программу, отец отпускает ядовитые шуточки типа: «С такой бы силой, да вагоны разгружать!») Во-вторых, вообще боюсь импровизированных заданий, не потому что не умею без подготовки, а потому, что мысли туго ходят, и ничего не придумывается.(Надо научиться бросать себя, не думая, а уж потом… З. Я. Кор.)
Маруся:
Экзаменационный этюд потому и получился, что в панике, в полуобморочном состоянии, я забыла всё, что должна была делать, но поскольку уйти с площадки было невозможно, я отдалась на волю бессознательного, и природа всё сделала сама. Но это был случайный прорыв.
В каникулы болела. Читала. До сих пор не могу опомниться от «Идиота» Достоевского.
Посмотрела «Цилиндр» в театре Комедии. Неужели надо так долго учиться по системе Станиславского, так долго работать в театре, чтобы потом выходить на сцену, со страшной силой наигрывать, и иметь успех! Может быть, это условия жанра, но я смотреть не могла.
Не учитесь простым вещам. Всё время мудрите и не даёте волю естественным порывам, желаниям, поступкам. Акт. професс. требует акт. хар-ра, в котором воля и терпеливость (терпимость тоже, контактность и подвижность – главное. И всё это помогает воспитать дневник, а Вы его фактически не вели. 3 – З. Я. Корог.
Что я поняла в 1 семестре.
Работа студентки 1 курса Старых Марины.
В деталях, от урока к уроку всё было ясно, насколько помню. Кое-что было знакомо до студии (работа и ещё раз работа плюс воля и т. д.), а за эти полгода проверялось практически, на собственной шкуре, что гораздо важнее.
Поняла отличие этюда от упражнения, его специфику. Поняла значение этюдов: пьеса, любая, вся состоит из маленьких этюдов, крошечных событий, которые сплетаются в большое событие – пьесу.
Очень плохо дело обстоит с внутренней речью. Нам говорят, что это очень важный помощник. Приблизительность – враг искусства, приблизительность в работе с предметами – враньё. Но ведь в жизни большая часть внутренней речи – вовсе не речь. В голове какая-то песенка, а оценка окружающего идёт подсознательно. В жизни многие действия совершаешь механически: думаешь о чём-то отвлечённом и делаешь бутерброд, наливаешь чай, набираешь чернил в авторучку.
Когда выходишь на площадку – всё меняется. Первое достижение есть – почти исчез страх перед площадкой, вернее, он есть до выхода, когда встаю с места и иду. Стоит выйти – всё пропадает, забывается: зрители, яркий свет. Но за первым достижением должно быть второе… И вот тут-то!.. Выхожу на площадку и начинаю придумывать текст. Конечно же, стараюсь делать его менее литературным. Приблизить его к естественному, но текст принудительный, насильственный, естественным быть никогда не может. «Я беру кусок пластилина. Он зелёный, холодный, твёрдый. Мну его, он теплеет. На пальцах остаётся кусочек, он жирный…» Никогда в жизни ничего подобного бы не было. И текст работает в обратном направлении – уводит от естественности так далеко. Нет, я вовсе не хочу спорить с К. С. Станиславским. Я просто где-то допускаю ошибку и очень бы хотела от неё избавиться. То же ведь и в парных этюдах. Никогда не бывает оценки: «Ага, он на меня смотрит, значит, нравлюсь.» Фальшивый текст рождает другую фальшь: «Беру стакан с чаем. Чай жёлтый, пахнет так-то и так-то, горячий. Как горячий? Я не чувствую, в пальцах-то вроде холодно. Ой! Горячий, как же это? Поставить стакан? Ой, да и со стаканом вру, как же его держат? Надо вспомнить!.. и т. д. А ведь в это время нужно ещё заниматься партнёром. Тут уж не до переживаний! Я не о тех «переживаниях», от которых нас удерживают, а об элементарной оценке события в этюде. Не могу видеть и слышать то, что вне предмета. Поэтому так неудачен был этюд «Соседский ребёнок». Все усилия уходили на чертёж и на попытку внутренним ухом слышать крик ребёнка, то затихающий, то увеличивающийся. Причём порой даже эти два пункта в концентрации внимания не совмещались. А ведь ещё обстоятельства: тороплюсь. Отношение к соседке… и т. д.
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
Книга задумана как документальная повесть, политический триллер, основанный на семейных документах, архиве ФСБ России, воспоминаниях современников, включая как жертв репрессий, так и их исполнителей. Это первая и наиболее подробная биография выдающегося общественного деятеля СССР, которая писалась не для того, чтобы угодить какой-либо партии, а с единственной целью — рассказать правду о человеке и его времени. Потому что пришло время об этом рассказать. Многие факты, приведенные в книге, никогда ранее не были опубликованы. Это книга о драматичной, трагической судьбе всей семьи Александра Косарева, о репрессиях против его родственников, о незаслуженном наказании его жены, а затем и дочери, переживших долгую ссылку на Крайнем Севере «Запомните меня живым» — книга, рассчитанная на массового читателя.
Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».
«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.