Мемуары на руинах - [28]
18.12.69
День какой-то странный. Так много надежд было на него возложено. Экзамены на носу – а многое не сделано. Помещения не было: всё занято. Магнитофон единственный – сломан. Гитары унесли и не вернули таинственные незнакомцы. Настроение паршивое. Руки опускаются. Мастерство с Ольгой Михайловной. Что показывать? Конечно же, ни к тренингу, ни к заданиям с полной серьёзностью отнестись не могли. И так времени нет, а тут – тратить его на ерунду. Страшная взвинченность, люди на глазах сходят с ума – каждый по-своему. Коллективно придумывали рассказ – изощрялись в глупости. А потом пришлось играть это. Выскакивали, по мере способностей, кривлялись, убегали за кулисы и корчились в судорогах совсем не весёлого смеха. Может быть, преувеличиваю, но так я видела всё сегодня. И сама была такой. Все силы направлены на одно: сессия, кто-то должен «вылететь». Кто? Скорее бы всё решилось! Не знаю, может быть, эти вечные напоминания о том, что в студии много лишних людей и верны, как стимул: право быть студийцем надо завоёвывать. На меня они действуют в обратном направлении: руки опускаются. Работа не приносит никакого облегчения, скорее, наоборот. О каком радостном творчестве может идти речь? О какой дружбе, когда каждый занят только одним: сделаю, вдруг похвалят, вдруг не выгонят! Каждый за себя! Борьба за место под солнцем. Гадко! Я никак не могу привыкнуть к этой системе обучения, столь отличной от школьной, когда за полгода – ни одной удачи, каждое занятие – шишки на голову. Самое сильное чувство: отчаянье. По всем проф. предметам – одни неудачи. Чувствуешь себя не только бездарностью- тварью низкой, инфузорией туфелькой. Не понимаю, в чём дело. В пионерлагере, в школе, где собраны случайные люди, а не 25 из 600 как здесь, – легко! Моментально пишутся песни, весело идут концерты. Самодеятельность, которая здесь – чуть ли не ругательство!. Никто не заставляет, делать что-то радостно. Почему эти 25 ничего не могут сделать? Идея «зачина» с муками рождается у одних и тех же людей. Репетиции: ад! Бегает несчастный Кошелев, пытается хоть как-то организовать орущую толпу. Каждый тянет в свою сторону, боится вылететь? Дура Гурман взывает: «Ребята, давайте что-то делать!» – это единственный её вклад в коллективное творчество. Но когда лидеру удаётся организовать толпу, срежиссировать, все остаются недовольными отведённым им ролям, выполняют порученное без охоты. Кончается всё истериками.
Об уроках мастерства писать нечего. Всё то же: с предметами работать не научилась, от предрассудков не избавилась, кривляюсь, вся притворная… и т. д. в разных вариантах. Кроме того, последнее время перед экзаменом в какой-то горячке вообще плохо воспринимала всё то, что говорили педагоги. Всё запуталось, часто не понимала, чего же от меня хотят. Упражнение «Птичий двор», (это когда все студенты на площадке «становятся» домашними птицами, при том, что многие и в глаза их не видели.) Педагог сказал что-то вроде (записала, как услышала): «Смелость, слава богу, у вас какая-то появилась. Теперь уже важно не это. Важно, насколько вы подлинны во внутреннем поведении, в думаньи, в слушаньи».
ДОКТОР:– в думаньи, в слушаньи птицы?
– Но, клянусь, это подлинная запись, может, опять неверно поняла! Не так-то просто учиться на актёра.
«Немного форсируете от того, что врёте. Сами по себе вы на площадке – ничто. Весь смысл в среде, в партнёре. Энергия по-существу уходит на оценку, на подлинный смысл. У актёра есть интересная раздвоенность: Дездемону не душит, в оркестр не падает. Кроме воображения существует «контролёр». Отсутствие контролёра – первый признак неправды. (А если нет никого, кроме «контролёра»?) «Самое точно выполняемое упражнение неправдиво, если не срабатывает контролёр времени: слишком мало – суетня, слишком много – затянутость. Если контролёр нечуткий – пропускаются подробности. В чём грациозность? В естественности. Грация – не значит: манерность».
Это всё понятно. Это всё так понятно, когда слушаешь или смотришь со стороны. Но стоит выйти на площадку…. Где она, мерка, по которой можно определить подлинность? Задание: вспомнить физически укол. Мне показалось, что вспомнила, хотя никак не могу, так как Галка Михайлова буквально почувствовать боль. С физическими ощущениями мне вообще трудно. И дело, наверное, не в недостатке тренировки. Можно тысячу раз пытаться вспомнить мороз или воду, а тело не вспоминает. Тысячу раз будет халтура, враньё. Ну и что? Хоть день заставь себя сидеть и вспоминать – разве что к вечеру немножко сойдёшь с ума и прогаллюцинируешь.
Маруся:
«Мастер, конечно, прочитал эту жалкую исповедь, он успевал прочитывать все наши обязательные работы и обязательные же, конечно, дневники, которые по-настоящему не были дневниками, а имитировали их, потому что писались в последний день перед сдачей. Он сам непрерывно вёл дневник, на каждом занятии заполнял одну за другой толстые тетради. Боюсь, что большая их часть так и не разобрана. Но вот времени вправить мозги, терпеливо объяснить путаницу в терминах у педагогов не хватало. До всего доходить мы должны были самостоятельно. Главное, процесс обучения, к которому я так стремилась, оказался мучительным. В самых простых групповых тренингах, когда нас просили «броситься в предлагаемые обстоятельства», я вставала как вкопанная посередине зала, потому что не могла придумать логичного обоснования своим поступкам, а без него не могла действовать. Я ненавидела этюды с воображаемым предметом, считала их бессмысленными. Я почти ненавидела однокурсников – асов этих упражнений: один в течении часа полз по какой-то землянке, другой столько же времени потратил на сборку магнитофона, а нас было 28, и всё надо было высидеть, не упасть со стула… А завершалось занятие муштрой: как солдат в казарме заставляют по много раз заправлять и разбирать койки под секундомер, так нас заставляли бесконечно переставлять стульчики, быстро, ровно и бесшумно… Обычно время шло к полуночи, кто-нибудь обязательно ошибался, всё начиналось сначала… Когда мы втроём приезжали на станцию метро «Дачное», автобусы, обычно, уже не ходили. На такси денег не было, до улицы Солдата Корзуна было километров пять, в конце пути – довольно заросший парк, который мне надо было пересекать в одиночестве, так как я жила дальше всех. К девяти утра надо было быть на лекциях…»
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
Книга задумана как документальная повесть, политический триллер, основанный на семейных документах, архиве ФСБ России, воспоминаниях современников, включая как жертв репрессий, так и их исполнителей. Это первая и наиболее подробная биография выдающегося общественного деятеля СССР, которая писалась не для того, чтобы угодить какой-либо партии, а с единственной целью — рассказать правду о человеке и его времени. Потому что пришло время об этом рассказать. Многие факты, приведенные в книге, никогда ранее не были опубликованы. Это книга о драматичной, трагической судьбе всей семьи Александра Косарева, о репрессиях против его родственников, о незаслуженном наказании его жены, а затем и дочери, переживших долгую ссылку на Крайнем Севере «Запомните меня живым» — книга, рассчитанная на массового читателя.
Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».
«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.