Мемуары Муми-папы - [4]
Я дошёл в мыслях до своих похорон, как вдруг почувствовал: кто-то осторожно схватил меня за хвост. Каждый, у кого есть хвост, знает, как приходится трястись над этим особливым украшением и как мгновенно приходится реагировать, когда тебе грозит опасность или что-нибудь оскорбительное. Я бросил свои захватывающие фантазии и преисполнился силы, жажды деятельности. Я решительно взобрался снова на лёд и пополз к берегу. Там я сказал себе: вот ты и пережил Приключение. Первое Приключение в своей жизни. Теперь уж мне никак нельзя оставаться у Хемульши. Беру собственную судьбу в собственные лапы!
Я зяб целый день, но никто не спросил меня почему. Это укрепило меня в моём решении. В сумерках я разорвал свою простыню на длинные лоскуты и свил из них канат. Один его конец привязал к оконному косяку. Найдёныши-тихони смотрели на мои приготовления, но не сказали ни слова, и это задевало меня за живое. После вечернего чая я с великим тщанием написал прощальное письмо. Простое, но преисполненное достоинства письмо. В нём значилось:
«Самая лучшая из хемульш!
Я знаю: меня ждут великие дела, а муми-жизнь коротка. Вот почему я оставляю ваш дом, прощайте! Не беспокойтесь, я вернусь, увенчанный славой!
P. S. Забираю с собой банку тыквенного пюре.
Привет, привет от муми-тролля, не такого, как все другие».
Жребий брошен! Ведомый звёздами моей судьбы, я пустился в путь без малейшего представления о том, какие замечательные приключения мне предстоят. Я был всего лишь юным муми-троллем, печально бредущим по пескам и вздыхающим в горных ущельях, меж тем как ужасные ночные звуки усугубляли моё одиночество.
Когда Муми-папа достиг этого места в своих мемуарах, мысли о злосчастном детстве так расстроили его, что он вынужден был сделать передышку. Он навинтил колпачок на авторучку и подошёл к окну. В Муми-доле царила мёртвая тишина.
Лишь ночной северный ветер шуршал в саду да верёвочная лестница Муми-тролля колотилась о стену Муми-дома.
«Я мог бы и сейчас совершить побег, — подумал Муми-папа. — Что до моего возраста, тут фактически и говорить-то не о чем».
Он хихикнул про себя, просунул ноги в окно и притянул к себе верёвочную лестницу.
— Эй, папа, — сказал Муми-тролль, стоявший возле окна. — Что ты задумал?
— Гимнастика, сын мой, — ответил Муми-папа. — Это полезно! Шаг вниз, два вверх, один вниз, два вверх. Полезно для мускулов.
— Только смотри не грохнись, — сказал Муми-тролль. — Как подвигаются мемуары?
— Отлично, — ответил Муми-папа и перебросил свои трясущиеся ноги через подоконник. — Я совсем недавно сбежал. Хемульша в слезах. Колоссально трогательный эпизод.
— Когда ты прочтёшь его нам? — спросил Муми-тролль.
— Скоро. Как только доберусь до лодки, — сказал Муми-папа. — Будет ужасно приятно прочесть то, что сам написал.
— Ещё бы, — зевая, сказал Муми-тролль. — Ну пока.
— Пока, пока, — сказал Муми-папа и отвинтил колпачок авторучки.
Так-так. На чём же это я остановился… Ах, да, я совершил побег, а утром… Нет, про то будет дальше. Сейчас я должен описать ночь побега.
Всю ночь я шагал по незнакомой мрачной местности. Мне было так жалко себя! Я не смел остановиться, не смел глазеть по сторонам. Кто знает, что может вдруг оказаться во мраке! Я пробовал петь «Как нехемульск этот мир» — утренний марш найдёнышей, но голос мой дрожал и только нагонял на меня страх. Ночь была сплошной туман, густой, как овсяный суп на молоке, которым пичкала нас Хемульша; ночь стлалась над вересковой пустошью и превращала кусты и камни в бесформенных зверей, они выплывали мне навстречу, тянулись ко мне лапами… О, как мне было жалко себя!
Даже сомнительное общество Хемульши утешило бы меня в эту минуту. Но нет: вернуться назад — никогда! Никогда после такого исполненного величия прощального письма.
Наконец стало светать.
И на восходе солнца случилось прекрасное. Туман сделался таким же алым, как вуаль на воскресной шляпе Хемульши, весь мир в мгновение ока показался мне приветливым и пунцовым, как роза! Я стоял остолбенев, смотрел, как исчезает ночь, и насовсем отринул её со своего пути, я стоял лицом к лицу со своим первым утром, моим собственным, лично моим! Дорогие читатели, представьте себе мою радость и ликование, когда я сорвал со своего хвоста ненавистную пломбу и зафиндюлил её далеко в вересковые кусты! А потом я исполнил новый танец свободы муми-троллей в прохладном, блистающем весеннем утре, запрокинув голову и навострив свои хорошенькие ушки.
Никогда больше не умываться! Никогда больше не есть только потому, что часы показывают пять! Никогда больше не поднимать хвост на караул в приветствии, а приветствовать разве что какого-нибудь короля, никогда больше не спать в квадратной комнате цвета пльзенского пива! Долой хемульш!
Наконец солнце взошло, оно заискрилось на паутине и мокрых листьях, и в колыханиях туманов я увидел Путь. Путь, петляющий через вересковую пустошь прямо в большой мир, прямо в мою жизнь, которой предстояло стать исключительно, необычайно прославленной, не похожей ни на чью другую.
Перво-наперво я съел тыквенное пюре и бросил банку. Других вещей у меня не было. Мне ничего не надо было делать, ни из-под палки, ни по старой привычке, ибо всё было абсолютно новое. Никогда ещё мне не было так хорошо.
