Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 1 - [81]

Глава IV

Прусский король поручил своему представителю в Варшаве Бухгольцу вручить ноту польскому правительству, чтобы потребовать объяснений по поводу вторжения на прусскую территорию польского корпуса под командованием Мадалинского.

Игельстром в свою очередь передал королю и Постоянному совету грозную ноту по поводу происшедшего в Кракове, в которой требовал объявить врагами и предателями и поставить вне закона всех вождей этого очередного восстания.

Поверенный в делах венского двора Де Каше тоже представил свою ноту, негодуя насчет слухов о том, что его двор с безразличием относится к Краковскому восстанию и даже вошел в сговор с повстанцами. Он категорически отрицал такие предположения и заявлял, что венский двор полностью разделяет мнения Берлина и Петербурга.

Ответы, данные на эти ноты, были продиктованы Игельстромом. Чтобы буквально выполнить распоряжения этого жесткого министра, король Польши подписал прокламацию от 11 апреля 1794 года, в которой открыто осуждал Краковское восстание и обвинял повстанцев в следовании крайним революционным идеям французов. Он высказывал сожаление по поводу того, что повстанцы, не имея поддержки и достаточных сил, в своем необдуманном рвении бесполезно истощают силы. Он предписывал также всем властям следить за тем, чтобы в публичных актах не могли появиться высказывания, направленные против религиозных убеждений, королевского трона, правительства, нравов, чести граждан, священного права собственности, прерогатив военного сословия. Если же таковые высказывания обнаружатся, то они должны быть немедленно изъяты и препровождены в Постоянный совет, чтобы он принял самые жесткие меры против авторов этих подстрекательских писаний, поскольку таковые лица подлежат наказанию как возмутители общественного спокойствия.

Покорность, с которой Постоянный совет подчинялся приказам Игельстрома, довершила возмущение жителей Варшавы, и они с нетерпением ожидали начала всеобщего восстания.

Можно судить о том положении, в котором находилась Варшава и вся Польша, и о беспокойстве и тревогах генерала Игельстрома по его письму в Петербург от 16 апреля в адрес военного министра (оно было перехвачено поляками):

«Вся армия Польши численностью восемнадцать тысяч человек охвачена восстанием, за исключением разве что четырех тысяч, составляющих гарнизон Варшавы. Конфедерации Кракова, Сандомира, Люблина, Хелма, Владимира и Люка основаны на якобинских принципах. Восстание распространяется очень быстро, его размах пугает. Мне самому угрожает конфедерация Люблина, и я могу надеяться только на Бога и на благодеяния моей государыни. Литва, бесспорно, не преминет присоединиться к Короне. Прошу Вас, во имя Господа, самым серьезным образом принять во внимание то, о чем я Вам сообщаю, так как нам необходимо разделаться с этим новым неприятелем, прежде чем начать войну с Турцией. Вышлите армию генерала Салтыкова, и мир вскоре водворится. Затем его может заменить Суворов, и я Вам гарантирую, что через два месяца в Польше восстановится прежний порядок. Можно не брать в расчет пруссаков и австрийцев: Богу известно, во что превратились их войска, ранее считавшиеся отменными. Пруссаки уже не те, какими были при Фридрихе II. Похоже, они способны лишь держать оборону. Они претендуют на образцовость – и боятся всего. Более того, батальон у них состоит всего из двухсот человек, а эскадрон – из пятидесяти кавалеристов. Можно судить по этому, в каком грустном положении я нахожусь, будучи вынужденным поддерживать порядок на столь обширной территории, в постоянном окружении врагов и шпионов, не получая поддержки ни от союзников, ни от наших войск. Наши же следовало бы использовать по крайней мере для того, чтобы отдалить от наших границ пожар крестьянского бунта, пока двор предпримет другие меры. Подумайте обо мне и займитесь безопасностью нашей родины.

Примите и т. п.

Игельстром».

В тот же день Игельстром приказал Постоянному совету собраться в восемь часов утра, и уже в одиннадцать часов послал им предписание арестовать двадцать наиболее значительных лиц, которых он указал.

Совет поручил великому канцлеру князю Сулковскому передать устное возражение генералу Игельстрому, но тот разразился угрозами и потребовал, чтобы его приказ был неукоснительно выполнен. Князь Сулковский, вернувшись в Совет, получил апоплексический удар и через некоторое время умер. Совет не замедлил сделал то, чего от него требовал Игельстром.

Автор «Мемуаров о польском восстании, найденных в Берлине», упоминает о двадцати шести арестованных вместо двадцати и датирует это событие днем раньше, чем я. Он пишет: «Требование, составленное в сильных выражениях, которое генерал Игельстром направил Постоянному совету 15 апреля и в котором требовал ареста двадцати шести подозрительных лиц, способствовало, несомненно, возбуждению умов и ускорило вспышку восстания».

Генерал Игельстром счел долгом направить часть своих войск из Варшавы навстречу повстанцам и не переставал торопить прусского генерала Шверина присоединиться к корпусу Денисова и идти маршем на Краков. В то же время он написал прусскому генералу, который командовал несколькими частями в окрестностях Закрошима, перейти Вислу и расположить их в селах вблизи Варшавы. Вероятно, он опасался лишь приближения армии Костюшко и не был готов к восстанию в самой Варшаве, где были приняты настолько продуманные меры, что перед самым началом восстания обстановка в городе казалась совершенно спокойной.