Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 1 - [54]

Чтобы выбор новых нунциев на сейм отвечал интересам российского двора, посол Сиверс еще раз воспользовался генералитетом. Однако он предполагал, что генералитет, не пользовавшийся доверием нации и строивший свою власть лишь на том страхе, который был вызван присутствием русской армии, – этот генералитет мог быть обманут в своих ожиданиях и провалить дело, если бы позволил все дворянам без исключения свободно голосовать на сеймиках. Тогда Сиверс решил ограничить действие старинных законов, определявших порядок выборов: заставил генералитет издать 11 мая 1793 года «sancitum»[20] о том, что все те, кто не произнес отречения от конституции, не присоединился к Тарговицкой конфедерации, кто голосовал за права буржуазии, кто входил в состав благодарственной депутации в честь празднования конституции 3 мая и участвовал в ее организации, – все они не могли избирать и быть избранными.

Второй «sancitum», изданный по приказу посланника, также ограничивал права тех, кто, присоединившись сначала к Тарговицкой конфедерации, позволил себе затем протестовать против некоторых из ее решений.

Легко представить себе, какое неблагоприятное впечатление произвели эти два декрета на всю страну и какие недоразумения должны были возникнуть в дворянских собраниях во время выборов нунциев. Понятно и то, что для обеспечения выборов, угодных генералитету, были расставлены русские гарнизоны в местах, где должны были проходить сеймики.

Тем временем король, несмотря на все свои попытки уклониться, был вынужден отправиться в Гродно и ожидал там, в смущении и тоске, открытия этого сейма, которому суждено было скрепить официальной печатью катастрофу Польши. 17 июня 1793 года он открыл первое заседание, на котором объявил о своих опасениях насчет дальнейшей судьбы Польши и сетовал на неумолимые обстоятельства, в которых оказались поляки. Он указал, что переговоры являются единственным средством, которое может несколько облегчить положение.

Глава V

В самом начале заседаний сейма чрезвычайный и полномочный посол Е[е] В[еличества] императрицы Всея Руси, а также чрезвычайный представитель и полномочный посол Е[го] В[еличества] прусского короля представили единую ноту следующего содержания: «Нижеподписавшееся лицо, видя все земли светлейшей Речи Посполитой Польши представленными на сейме и его членов объединенными узами конфедерации, безотлагательно предлагает к рассмотрению объединенному сейму, с самого его начала, предмет и содержание декларации от 29 марта (9 апреля), переданной по приказу августейшей монархини (и его величества короля) общей конфедерации обеих наций. Имеется в виду такое совершенно необходимое устроение дел, которое в скорейшем времени приведет в спокойствие Речь Посполитую и установит в ней здоровый образ правления, приемлемый для всей нации. Нижеподписавшееся лицо требует от собравшихся представителей нации немедленно назначить комиссию, облеченную достаточными полномочиями, с которой оно может обсудить, составить и заключить окончательный договор в соответствии с содержанием вышеупомянутой декларации. Данный договор будет затем ратифицирован Е[го] В[еличеством] королем и сеймом, и обмен ратификациями будет произведен незамедлительно.

Составлено в Гродно, 8 (19) июня 1793 года.

Подписались: Яков фон Сиверс

Де Бухгольц»

Через четыре дня канцлерам Короны и Литвы было поручено передать этим лицам ответ от имени сейма. Вот ответ, адресованный Сиверсу.

«Мы, нижеподписавшиеся, в ответ на ноту, переданную Его превосходительством г-ном Сиверсом 19-го числа сего года, имеем честь сообщить следующее: Речь Посполитая Польша всегда понимала, насколько ее безопасность зависит от тесных связей с Российской империей. Следовательно забота о поддержании этого союза всегда была предметом ее постоянных забот. Свобода является неотъемлемым свойством республиканского образа правления, и если некоторые граждане позволили вовлечь себя в некоторые действия, не совпадающие с данной системой взаимоотношений, то было бы излишним распространяться здесь о мотивах подобных отклонений, хотя их неожиданные и вредоносные последствия бросают тень на короля и нацию в целом. Достаточно отметить здесь, что появление декларации императрицы Всея Руси от 18 мая 1792 года сразу же дало почувствовать всем полякам, обладающим просвещенным умом, насколько важным для них было объединиться, чтобы поправить то, что в событиях последнего времени противоречило политическим намерениям их августейшей и могущественной соседки. Такова и была цель конфедерации, созданной в Тарговице. Король присоединился к ней, как только его положение позволило ему осуществить этот шаг.

Полностью полагаясь на святость предшествующих договоров, а именно на договор 1773 года, эта общая конфедерация обеих наций, в ожидании момента, который должен был сплотить союз двух государств еще более тесными узами, основывала свое доверие на заявлении вышеуказанной декларации, которое гарантировало нации ее свободу, благосостояние и независимость. Нижеподписавшиеся могут сослаться на свидетельство Его превосходительства господина посла, была ли эта вера в великодушие его повелительницы очернена хотя бы в малейшей степени действиями либо короля, либо конфедерации. В то же время необходимо заметить, что, с одной стороны, войска государыни, находящиеся в нашей стране и воспринимаемые как дружеские, здесь обильно снабжаются и содержатся; с другой стороны, правительство, проявляя бдительность в искоренении малейших ростков того опасного духа современной философии, которому, как полагали, подвержены и некоторые умы в Польше, – было вынуждено принять некоторые меры предосторожности, которые были вызваны не столько серьезностью самих случаев, сколько уважением к ходатайствам соседних государств.