Мемуары мессира Д'артаньяна. Том 1 - [39]

Монахини, одержимые бесом

Вот так были осуждены и приговорены Маршал де Марийак и некоторые другие, причем их не могли обвинить в ином преступлении, кроме как в том, что они осмелились не угодить Кардиналу. Некий Грандье стал одной из этих несчастных жертв. Уверяли, будто он был колдуном и вселил легион бесов в тела монахинь из Лудена. По этому обвинению, Господин де Лобардемон, кто был во главе Комиссаров, приговорил его, против мнения большинства судей, к сожжению живьем. Он им откровенно сказал, чтобы вынудить их подписать столь несправедливый приговор, — если они ему воспротивятся со всей энергией, какую должны бы иметь добрые люди, тогда [125] к ним самим направят Комиссаров, и те очень быстро уличат их в сопричастности к колдовству.

Он был гораздо менее неправ, разговаривая с ними подобным образом, чем желая послать на смерть невиновного. Все преступление бедного Грандье состояло в том, что он развратил этих монахинь, и если он и впустил какого-нибудь беса в их тела, это не мог быть никто другой, как бес бесстыдства. Так как все судьи навещали этих монахинь, и, может быть, даже пользовались их услугами так же распрекрасно, как и он сам, поскольку те были весьма далеки от целомудрия весталок, они колебались насчет того, что им следует сделать. Но в конце концов, они предпочли показаться несправедливыми, приговорив невиновного, чем самим попасть на его место, желая его спасти. Их вполне могли обвинить в том, что они колдуны, и я не знаю, что бы с ними произошло, учитывая всемогущество Его Преосвященства.

Торжество мельника. Сен-Прей оказался в том же самом положении, как и этот несчастный священник; против него согнали тысячи и тысячи свидетелей, как из Дорлана, где он был Комендантом, прежде чем стать Наместником Арраса, так и из многих других мест. Несколько раз на очную ставку с ним вызывали мельника. И хотя все его преступление, точно так же, как и преступление Грандье, состояло лишь в том, что он не угодил Властям, тем не менее, ему отрубили голову. [126]

Свидания хозяйки кабаре

Безумно влюбленный

По возвращении Полка Гвардейцев в Париж я не смог расположиться у моей хозяйки, потому что ее муж поостерегся приберечь мне комнату. Однако он не собрал еще все, что ему требовалось мне заплатить; это вынудило его состроить мне доброжелательную мину при моем прибытии. Я нашел его жену еще более влюбленной, чем во время моего отъезда, а так как она была в отчаянии, что не будет видеться со мной так же, как когда я жил у нее, то сделала все, что только могла, убеждая меня заставить ее мужа расплатиться, дабы навсегда лишить его возможности меня удовлетворить. Она заявляла, что, приведя таким образом его дела в расстройство, она расстанется с ним, а потом мы вместе заведем свой домашний очаг. Это мне было не по вкусу; если я и хотел иметь любовницу, я не желал обременять себя ею на долгие годы. К тому же я боялся, как бы Бог меня не [127] покарал за проделку вроде этой, поскольку сделать с ее мужем то, что мне советовала его жена, было бы равносильно тому, чтобы просто перерезать ему глотку. Несмотря на то, что я не мог помешать себе обвинять ее в жестокости по отношению к нему, я старался видеться с ней, однако, как можно чаще, потому что находил в этом мое удовольствие. Больше того, она делала все это исключительно ради любви ко мне, и если бы она меня меньше любила, мне не пришлось бы порицать ее поведение.

Комната наверху

Зная характер мужа, чья ревность, казалось, спала в мое отсутствие и пробудилась с моим возвращением, я скрывал от него мои визиты, насколько мог. Я даже столь тонко за это взялся, что ему бы стоило большого труда что-нибудь заметить, когда бы он не заплатил одному из своих лакеев, чтобы предупредить его, если мы назначаем друг другу свидания. Этот лакей, весь день остававшийся в доме, был ли там его мэтр или нет, видел, как я входил туда несколько раз, не догадываясь, что именно его хозяйка меня туда привлекала. Так как я являлся в доброй компании и под предлогом выпить там славного вина, он, по меньшей мере, два или три месяца верил, что я скорее пьяница, чем влюбленный. Мои товарищи, с кем я приходил, знали о моей интриге и давали мне время выполнить обязанности любви, не без зависти все-таки к моей счастливой удаче. Я называю моими товарищами Мушкетеров, с кем я свел знакомство, а не Солдат Гвардии. Портос, ставший моим лучшим другом и имевший, как и я, любовницу молодую, красивую, ладно скроенную и снабжавшую его деньгами, всегда настаивал, чтобы нас поместили в маленькой комнатке рядом с комнатой хозяйки кабаре, дабы мне не приходилось особенно далеко ходить. Она чаще всего находилась там, пока ее мужа не было, и даже оставалась бы там постоянно, если бы я первый не сказал ей, что она должна раз-другой спускаться вниз, дабы не возбудить подозрений у ее гарсонов. Она никак не хотела мне поверить, настолько ей было приятно со мной. Эта [128] маленькая уловка некоторое время прекрасно удавалась, но в конце концов лакей засомневался, нет ли тут какой интриги, либо из-за нашего упорства всегда требовать ту же самую комнату, либо из-за слишком явного нетерпения, проявлявшегося его хозяйкой, как только она узнавала, что я наверху.