Мемуары - [47]

Граф Аркур, ободренный этими успехами и усилившийся благодаря присоединению к нему новых войск, решил двинуться на Принца, располагавшегося в Тонне-Таранте, но Принц, хорошо понимая, что его армия как численностью, так и вследствие малой дисциплинированности намного слабее королевской, рассудил, что ему не следует дожидаться ее на этой позиции, и, перейдя реку ночью по наплавному мосту, отошел в Бержери, отстоящий на пол-лье от Тонне-Шаранта. Королевские войска, удовольствовавшись тем, что в предыдущий день отогнали и разбили два неприятельских эскадрона, предоставили Принцу время, достаточное, чтобы взорвать башню Тонне-Шаранта и беспрепятственно уйти за реку в Бержери. Граф Аркур упустил блистательную возможность сразиться с отходившим и уже наполовину переправившим свои войска Принцем. На следующий день обстоятельства еще больше благоприятствовали графу Аркуру, но он снова не сумел ими воспользоваться. Случилось, что Принц всецело положился на исполнительность одного генерал-майора, которому приказал разрушить наплавной мост, и притом так, чтобы его нельзя было восстановить. Уверенный в том, что все будет сделано как полагается, он разместил свои войска на нескольких отдельных квартирах, причем иные из них были отдалены от его собственной на полтора лье, нисколько не опасаясь нападения неприятеля, так как между ними была река. Но офицер, вместо того чтобы в точности выполнить приказание, удовольствовался тем, что, отвязав суда друг от друга, пустил их вниз по течению. Они были перехвачены людьми графа Аркура, за час мост был наведен наново, и граф, не потеряв ни мгновения, перевел по нему триста кавалеристов и кое-какую пехоту, поручив им охранять, подступы к мосту. Получив известие об этом в Бержери, Принц тем скорее проникся тревогой, как бы граф Аркур не вклинился в промежутки между его квартирами и не разгромил их одну за другой, что только так тот и должен был поступить. Это заставило Принца приказать войскам покинуть свои квартиры и со всей поспешностью направиться в Бержери, тогда как он сам в то же мгновение выступил в направлении Тонне-Шаранта вместе с герцогами Немуром и Ларошфуко, своими и их гвардейцами и теми офицерами и волонтерами, которые оказались возле него. Цель его состояла в том, чтобы выяснить намерения неприятеля и попытаться его отвлечь, дабы дать время своим наиболее далеко отстоявшим войскам прибыть на соединение с ним. Он обнаружил, что полученное им сообщение соответствует истине и что триста кавалеристов графа Аркура стоят в боевом порядке у реки на прибрежном лугу, но вместе с тем увидел, что враги не имеют намерения, которого он опасался, или что они упустили время для его исполнения, так как не переправились, когда к этому была беспрепятственная возможность, и маловероятно, чтобы они сделали это у него на глазах и притом тогда, когда его войска начинают уже подтягиваться к нему. Завязалась длившаяся некоторое время перестрелка, не причинившая ни той ни другой стороне сколько-нибудь значительного урона, а когда подошла пехота Принца, он приказал отрыть против наплавного моста длинный окоп, оставив луг и реку между графом Аркуром и собою. Более трех недель простояли две армии на тех же позициях, ничего не предпринимая и довольствуясь - и та и другая - пребыванием в плодородном краю, где всего было вдоволь.

Между тем проволочки герцога Буйонского и все его поведение заставили Принца прийти к заключению, что тому больше нет до него никакого дела и что он ведет переговоры с двором от своего имени и за г-на де Тюренна. И Принц, потеряв надежду привлечь на свою сторону как того, так и другого, исполнился одинаковым раздражением против них обоих, хотя их обязательства по отношению к нему и были различны. Ибо герцог Буйонский действительно договорился с герцогом Ларошфуко, а затем и с г-ном Лене обо всех упомянутых мною условиях и, несмотря на кто, счел возможным освободить себя от своих обязательств по причинам, о которых я сообщил выше. Г-н де Тюренн, напротив, полностью отмежевался от партии Принца, как только тот вышел из заключения, и даже не знал, судя по его позднейшим высказываниям, ни о соглашениях, ни об обязательствах своего брата, герцога Буйонского.

Принц, видя, что ему необходимо срочно направить военачальника для замещения должности, предназначавшейся г-ну де Тюренну, остановил взгляд на герцоге Немуре, родовитость, а также приятные качества которого вместе с его исключительной храбростью в известной мере могли возместить дарования г-на де Тюренна. Он предложил ему выехать со всею возможной поспешностью, чтобы направиться морем во Фландрию, но, не вынеся тягот морского пути, тот был вынужден передвигаться по суше, что заняло много времени и было сопряжено с большими опасностями из-за войск, возвращавших кардинала Мазарини во Францию. {31} Принц также послал в Бордо герцога Ларошфуко с поручением склонить принца Конти к поездке в Ажен для укрепления духа тамошних жителей, которые в связи с последними успехами королевского оружия начали колебаться. Помимо этого. Принц поручил ему побудить бордосский парламент к согласию передать город Бур с его замком в руки барона Баттвиля и испанцев, бравшихся их укрепить. Тогда же от лица герцога Орлеанского к Принцу прибыл Фонтрай, {32} чтобы ознакомиться с положением дел и поставить его в известность, что парижский парламент вот-вот примкнет к герцогу Орлеанскому, дабы вместе с ним воспрепятствовать возвращению кардинала Мазарини, и что герцог Орлеанский намеревается согласованно действовать в тех же целях и с Принцем. Фонтрай, кроме того, предложил Принцу примирение с Коадъютором, заверив, что этого горячо желает и герцог Орлеанский. По этому пункту Принц ничего определенного не ответил, то ли потому, что не счел возможным заключать с Коадъютором какие-либо условия, то ли полагая, что, в случае если такие условия будут заключены, они могут не встретить одобрения у г-жи де Лонгвиль и герцога Ларошфуко, перед которыми он взял на себя обязательство не мириться с Коадъютором отдельно от них и без их согласия. Тем не менее он обещал Фонтраю, что последует пожеланию герцога Орлеанского, когда прояснится общая обстановка и когда примирение с Коадъютором сможет послужить ко благу всей партии Принца. В эти же дни к Принцу, пребывавшему в Бержери, присоединился граф Марсен, приведший с собою тысячу пехотинцев и триста кавалеристов - цвет каталонской армии, которою он командовал. Многие осуждали его за этот поступок, усматривая в нем государственную измену. Что до меня, то я не стану ни осуждать его, ни защищать: я только укажу, истины ради, на то, что г-н де Марсен, с давних пор связанный с Принцем, получил от него под начало Бельгард, одну из его крепостей; что в дальнейшем Принц не только удержал его у себя на службе, но даже добился для него назначения вице-королем Каталонии и, кроме того, доставил ему должность коменданта Тортосы, где тот служил королю с выдающимся усердием и успехом. Однако, когда Принца подвергли аресту, арестовали и г-на де Марсена, вменив ему в вину только то, что он был ставленник Принца. Больше того, его должность коменданта Тортосы передали Лонэ-Гренгеньеру, который вскоре потерял этот город. Заключение г-на де Марсена длилось столько же, сколько заключение Принца, и, выйдя на свободу, он остался без должности и занятий. Впоследствии дела в Каталонии пошли все хуже и хуже, и, поскольку двор колебался в выборе человека, способного навести там порядок, на эту должность, теперь уже во второй раз, Принц предложил графа Марсена, а герцог Ларошфуко со своей стороны указал на него Летеллье, тогда как сам Марсен не приложил к этому никакого старания. Он не имел возможности ни отложить свой отъезд в Каталонию, ни выждать, пока разъяснится крайне запутанная картина происходившего при дворе и долженствовавшего, по всей вероятности, повести скорее к примирению, чем к гражданской войне. Итак, Марсен выехал к месту своей новой службы, полностью обязанный ею Принцу и еще теснее связанный с его партией назначением на должность коменданта Стене, которую Принц незадолго пред тем, после смерти Ламусса, ему предоставил. Таким образом, можно сказать, что поступок графа Марсена имеет два совершенно различных лица: те, кто посмотрит на графа как на бросившего доверенную ему королем провинцию, сочтут его изменником; те же, кто поразмыслит над неукоснительными и почти нерасторжимыми обязательствами, которые он имел в отношении Принца, сочтут его порядочным человеком. Среди людей здравомыслящих найдется лишь немного таких, кто решится сказать, что на нем тяготеет вина, и столь же немногие решатся объявить его невиновным. В конце концов, и порицающие его, и расположенные к нему сойдутся на том, что его можно лишь пожалеть, поскольку он оказался в неотвратимой необходимости пренебречь либо тем, либо другим своим долгом.