Мемуары - [61]

Великий Князь Константин около этого времени уехал в Вену, откуда он должен был направиться в Италию, в русскую армию. Надо отдать ему справедливость, что, когда он узнал о действии его поведения на здоровье жены, он испытал самое горячее сожаление и старался тысячью способов исправить сделанную им несправедливость. Но Великая Княгиня Анна была полна негодования и, зная, как мало можно повлиять на характер своего мужа, решила разойтись с м, пользуясь удобным случаем путешествия, чтобы привести в исполнение этот проект. Она собиралась увидеться с родными, думала, что без труда получит их согласие и легко уладит все с Великим Князем, пока он находится за границей, а потом объявит Государю и Государыне, что никакая сила в мире не заставит ее вернуться в Россию.

Этот план, вышедший из семнадцатилетней головы и построенный только на горячем желании осуществить его, был сообщен Великой Княгине Елизавете. Последняя, хотя и предвидела гораздо большие трудности, чем это предполагала ее подруга, все-таки старалась уверить ее в возможности осуществления этого проекта, потому что Великая Княгиня Анна, которую она любила с нежностью сестры, связывала с ним все счастье, возможное для нее.

Великий Князь Александр, питавший к ней те же чувства и страдавший от того, что она была осуждена на роль жертвы его брата, вошел в ее планы, советовал, помог ей, ободрил ее, и такое серьезное дело было легко разрешено двумя княгинями, из которых одной было семнадцать лет, а другой девятнадцать, и советником двадцати лет.

Великая Княгиня Анна уехала 15 марта в сопровождении обер-гофмейстерши ее двора г-жи де Ренн, гофмейстера Тутолмина и двух фрейлин — м-ль де Ренн и графини Екатерины Воронцовой16), молодой девушки, крайне ветреной и непоследовательной.

Разлука была очень тягостной для Великих Княгинь, потому что, по их плану, она должна была быть неограниченной, почти вечной; но свидетели, присутствовавшие при их прощании, знали, что Великой Княгине Анне было приказано вернуться осенью, и приписывали огорчение, испытываемое ими, опасениям, которые внушало положение Великой Княгини Елизаветы, так как беременность ее приближалась к концу и ей предстояли первые роды.

Пока до сих пор беременность Великой Княгини протекала, насколько возможно, счастливо. Я получала о ней известия через моего мужа, имевшего честь часто видеть ее. Я встретилась с ней однажды в Летнем саду, гуляя с Толстой и де Тарант. G Великой Княгиней была одна из ее фрейлин, княжна Волконская. Я осмелилась говорить ей о тяжелых предчувствиях, наполнявших мое сердце, и попросила ее возвратить мне все мои письма. Она сказала мне, что сожгла их, и приказала мне возвратить ее письма. Я взяла на себя смелость отказать ей в этом, говоря, что все ее письма без затруднений будут возвращены ей после моей смерти.

На почте Ростопчиным был отдан строжайший приказ: не пропускать ни одного письма Великих Княгинь друг к другу, не вскрыв его. Но незадолго до отъезда Великой Княгини Анны один чиновник, знакомый Великим Княгиням только по имени, нашел возможность предупредить их об этом, прибавляя, что он умоляет их не пользоваться ни симпатическими чернилами, ни какими-либо другими средствами, употребляемыми с целью ускользнуть от почтового осмотра, потому что все они известны. Великие Княгини, очень признательные за это предупреждение, так как они думали, что могут свободно переписываться при помощи одного средства, ограничились очень незначительной перепиской.

Великая Княгиня Елизавета очень огорчалась разлукой, не продолжавшейся более семи месяцев, но она с большим основанием могла бы беспокоиться, если бы у нее был дар предвидения о неприятностях, которые должны были случиться с ней за этот короткий промежуток времени.

Князь Безбородко умер в апреле месяце, и граф Ростопчин занял его место в Коллегии иностранных дел. Имея уже в своих руках управление почтой, он соединил в своем лице самые важные должности и пользовался полным доверием Государя.

По воле судьбы, с этого момента все лица, которым Великий Князь Александр выказывал доверие и дружбу, были удалены одно за другим. Я приписываю это судьбе, потому что впоследствии Ростопчин оправдался, но тогда приближенные Великого Князя старались уверить его, что граф или небрежно относится к нему, или старается ему повредить. Нельзя удивляться поэтому, что все эти обстоятельства убедили в конце концов Великого Князя, что он справедливо может обвинить Ростопчина в том огорчении, которое ему причиняло удаление всех его друзей.

Князь Александр Голицын был первым. Он был внезапно выслан из Петербурга с приказом отправиться в Москву, И губернатору этого города было запрещено выпускать его оттуда. Было также приказано держать под самым строгим надзором как князя, так и лиц, имевших сношения с ним.

Князь Голицын в царствование Екатерины был камер-пажом. Она всегда была очень милостива к нему, потому что, во-первых, у него был приятный характер, а во-вторых, привязанность его к ней граничила с культом. Вскоре по выходе его из пажей она назначила его камер-юнкером двора Великого Князя Александра. Его ум и умение быть приятным в обществе снискали ему особую милость и даже доверие Великого Князя. У него был очень веселый характер и гибкий ум, но в нем не было ничего конспиративного, и он не больше мешался в дела, чем это делали остальные. Предлогом к такой строгости в отношении к нему считали интригу между Великим Князем и мадам Шевалье. Эта актриса, любовница Кутайсова, делала очень большие авансы Великому Князю, и последний, обольщенный ее красотой и грацией, был склонен отвечать на ее чувства. Утверждают, что князь Голицын играл роль посредника в этой интриге и Кутайсов, ревнуя, не будучи в состоянии отомстить самому Великому Князю, обратил свои чувства на посредника; как бы то ни было, Великий Князь был очень огорчен удалением Голицына и строгостью, с которой с ним обошлись.