Мемуары фрейлины императрицы - [72]

Так получилось, что я по большому счету стала домашней хозяйкой. Нет, работу в институте, конечно, не оставила. Но она уже была дополнением к домашнему хозяйству, а не наоборот. Друзья меня иногда спрашивали, не жалею ли я, что не защитила кандидатскую диссертацию, которая уже была написана. И я абсолютно искренне отвечала, что ни о чем не жалела.

Хотя Тенгиз, наверное, понимал, как мне не хватает научной работы. И специально устроил в своей мастерской библиотеку.

Он работал над каким-нибудь проектом, а я находилась рядом и читала или писала что-то.

Часто Тенгиз отрывался от скульптуры и просил, чтобы я прочла ему то, что написала недавно.

* * * * *

Одним из друзей мужа был Зураб Церетели.

Он был очень трудолюбивым. Тенгиз рассказывал: все художники сидели и сетовали на жизнь, а Зураб все время что-то писал, делал. Вызывали их, например, в райком партии и давали задание. Художники тут же начинали говорить, что у них красок нет, чего-то еще. И только Зураб в назначенное время приносил то, что требовалось.

Помню, мы пришли к нему в гости. На столе стоял потрясающий букет хризантем. Разошлись часов в пять утра, а в восемь надо было ехать в аэропорт за прилетавшими из Москвы художниками. Зураб попросил за ним заехать, так как собирался поработать. Я удивилась – неужели он совсем не собирается ложиться?

А когда мы заехали за ним, то на подрамнике стояла законченная работа – букет хризантем. Зураб поймал мой взгляд и сказал: «Вот поэтому я и не ложился. Я должен был это нарисовать».

У него была очень хорошая жена, Инесса. Но она была больна. И я скажу почему – у ее семьи была очень тяжелая жизнь. Отца расстреляли в 1937 году, сестра умерла от голода.

Мать у Инессы, Тамарой ее звали, была очень красивой. Она вместе с моей мамой работала в библиотеке музея. Они каждый день сбрасывались по 15 копеек и посылали кого-нибудь купить что-то к чаю.

Однажды послали Тамару Гогоберидзе, и та словно исчезла. Тогда их коллега, которая писала хорошие стихи, написала и повесила объявление: «Пропала красавица в лисьем манто. Кто увидит – сообщите и верните в музей самый ценный экспонат».

Зураб помогал всем, кому мог. Недаром Андрей Вознесенский сказал о нем, что он самый щедрый из щедрых людей на свете.

Как-то мне позвонила жена одного художника, который с Тенгизом и Зурабом был очень дружен. Зураб прислал ей 2 тысячи долларов, которые якобы занимал у ее мужа. И теперь, сказала она мне, гонец поехал ко мне – вернуть долг Тенгизу.

А я не могла поверить, чтобы у Тенгиза были такие деньги и он мог бы дать их в долг.

* * * * *

Нита Табидзе говорила мне, когда Тенгиз только ухаживал за мной, что жизнь с художником – это как маятник: то очень много денег, то вообще их нет. У меня, правда, в основном было второе. Когда я сказала об этом Ните, она отмахнулась: «Конечно, то вы машину покупаете, то дачу».

Муж любил гостей. Я всегда просила его предупреждать о том, что он собирается пригласить друзей. Но он почти никогда этого не делал. А если и звонил, то за полчаса до прихода: «Со мной придет пара человек». И привозил с собой порою чуть ли не целый автобус.

Так что мне не до карьеры и иностранных языков было. Думала – только бы детям было хорошо, лишь бы Тенгизу было хорошо.

Мы с ним редко ссорились. Он сердился, если я где-то задерживалась. Я вернусь домой – а он молчит, не разговаривает со мной.

«И долго у тебя будет длинный нос?» – спрашиваю. Ну, значит, что он ходит, опустив голову, словно у него длинный нос. Он улыбался, и обида была забыта.

Он очень не любил, когда я уезжала куда-то. Дети потом говорили, что больше не отпустят меня одну, так как Тенгиз все дни, что я отсутствовала, пребывал в самом скверном расположении духа. Зато сам уезжал с прекрасным настроением.

* * * * *

В шестидесятых годах мы с Тенгизом оказались на круизном лайнере, на котором путешествовали в Египет, Алжир, Мальту, Турцию. Наше внимание привлекла одна интересная дама.

Она тоже, узнав, что мы грузины, обратила на нас внимание. Вскоре капитан устроил у себя обед, и мы оказались с этой женщиной за одним столом.

Ею оказалась Марфа Пешкова, внучка Максима Горького и бывшая жена Серго Берия.

«Мне так приятно, что я встретила грузин, – сказала она нам. – У меня муж был грузин».

Правда, о Серго мы с ней никогда не говорили. А вот о Нино Гегечкори она вспоминала с удовольствием: «Нина была идеальной свекровью».

Когда я что-то процитировала из Максима Горького, Марфа удивленно спросила: «Вы что, любите моего деда?» Для нее это было неожиданным.

Она была интересным человеком. Помню, мы пришли на Мальту. Корабль остановился довольно далеко от порта. Однако Тенгиз все равно настоял на том, чтобы мы сходили в город.

Марфа присоединилась к нашей компании. И все время, пока мы добирались до города, рассказывала об истории Мальты. Она многое знала.

Я рассказала ей, что видела в Тбилиси Нино Гегечкори. Как-то мы ехали с мамой в троллейбусе, и она заговорила с удивительно красивой женщиной: с пронзительными фиалковыми глазами, с красивой улыбкой, в голубом жакете и синей юбке. Когда мы сошли, я спросила у мамы, кто эта красавица. «Нино Гегечкори», – ответила мама.