Мемуары дипломата - [43]

По сведениям, полученным нами за это время, мы имели основания думать, что важность этого назначения преувеличена, а еще более мы были поколеблены тем фактом - и его сильно подчеркивало германское правительство, - что ответственное командование турецким флотом нес британский генерал. Поэтому мы не были намерены пойти так далеко, как хотел г. Сазонов. Инструкции, посланные сэру Луи Маллету, были в дальнейшем отменены. Узнав об этом, г. Сазонов выразил сильнейшее разочарование. По его мнению, Россия в первый раз просила поддержки Англии в вопросе, серьезно задевающем ее интересы. Это был опыт, на котором Тройственное Согласие могло бы проверить свои силы. Согласие, как он говорил, представляет более сильную комбинацию держав, чем Тройственный Союз, и, если бы только Англия, Франция и Россия показали бы Турции серьезность своих намерений, последняя уступила бы, и Германия ничего бы не могла поделать. Но вместо того, чтобы уверенно действовать вместе, они постоянно охвачены паническим страхом войны, которую они, в конце концов, и навлекут на себя своими поступками.

Во всем этом была доля правды. Во время Балканских войн России не раз приходилось отступать с позиций, которые она несколько необдуманно занимала, почему в Константинополе создалось впечатление, что она никогда не будет воевать. Турки даже говорили германскому послу, что ему нечего опасаться каких-либо действий со стороны России. Г. Сазонов, однако, ошибался, указывая, что Тройственное Согласие в этом случае показало себя несостоятельным. Сэр Э. Грей вновь выступил посредником, прибавив ко множеству оказанных им России и Европе услуг по поддержанию мира еще одну. И действительно, как это впоследствии с благодарностью признал сам г. Сазонов, своим уверенным языком, которым он говорил с князем Лихновским, он добился соглашения, согласно которому генерал Лиман-фон-Сандерс, получив звание турецкого фельдмаршала и оставаясь во главе германской военной миссии, отказался от командования армейским корпусом в Константинополе.

Глава XII. 1896-1914

Мои отношения с императором и императорской семьей. - Императрица Александра. - Первые аудиенции у императора в 1896 г. - Его большая личная привлекательность. - Императрица Мария. - Великая княгиня Мария Павловна

В предыдущих главах я уже описывал некоторые мои беседы с императором Николаем, а теперь я вкратце сообщу о моих личных отношениях к его величеству и вообще к императорской семье. Хотя я сейчас описываю вообще события довоенного времени, мне все же придется забегать вперед и говорить о некоторых позднейших событиях.

Мое знакомство с царской семьей началось за 16 лет до моего назначения послом в Петербург, когда я был назначен "charge d'affaires"{11} к брату царицы, великому князю Гессенскому. Принцесса "Alix" - под этим именем все знали царицу до ее замужества - была тогда красивой девушкой, несколько робкой и сдержанной. У нее было замечательное лицо, принимавшее по временам мрачное и патетическое выражение, которое Коппе воспроизвел на портрете, нарисованном им вскоре после ее замужества. Я вспоминаю, что, увидев впервые гравюру этого портрета, я заметил, что что-то в нем говорит о грядущей трагедии.

Впервые я имел честь быть представленным царю в 1896 г., когда их величества гостили в Дармштадте. Это было во время антракта парадного спектакля в придворном театре, и при обычных обстоятельствах подобное представление не смутило бы меня. Но лорд Салисбери дал мне поручение довольно деликатного свойства, и я боялся, что мне не удастся сказать все необходимое в течение пятиминутного разговора. Во время недавнего посещения императором Бальмораля лорд Салисбери говорил с ним об армянском вопросе, стоявшем тогда очень остро, и царь Николай, собравшийся посетить Париж, обещал сообщить ему через английского посла о результате разговоров, которые он предполагал иметь по этому вопросу с членами французского правительства.

Царь в своем разговоре с лордом Дофреном ничего не упомянул об Армении, поэтому мне было поручено узнать, было ли принято в Париже какое-либо решение. Я надеялся намеком на Бальморальское свидание напомнить царю его обещание, чтоб не нарушить придворного этикета, первым заговорив об этом; но эта надежда не осуществилась. Царь, рассказав, какое удовольствие он получил от посещения королевы, о которой он отозвался в самых теплых выражениях, продолжал говорить о предметах, представлявших местный интерес, и смутил меня, сказав, что он слышал про мою очаровательную дочь. Сознаюсь, я в эту минуту посылал свою дочь очень далеко, так как упоминание ее имени лишило меня возможности направить разговор в желаемую сторону. Мне ничего не оставалось сделать, как прямо сказать царю, когда он уже собирался оставить меня, что лорд Салисбери очень хотел бы знать, принято ли какое-либо решение в Париже. К моему облегчению, он успокоил меня, поручив передать лорду Салисбери, что во время его короткого пребывания в Париже он был так занят другими делами, что не имел возможности обсудить с французскими министрами армянский вопрос.