Мемуарр - [9]

М а й я. До сих пор меня ревнуешь. Не имея на то ни фактических, ни – с твоей природной распущенностью и непристойными приставаниями хотя бы к той же ко мне – моральных оснований.

А в г у с т. Дура ты, любезная моя барышня и белочка Майя Модестовна. Я к тебе с душой, ты ко мне с лапшой. “Ревнуешь”. Да хоть бы и Валера, и Виталик, и неотразимый Виктуар вымпелоносный. Бывает.

И если было, то это моя такая жизнь. “Было” в ее замысел входит. Как и “не было” – если бы не было – тоже входит. Мой замысел – не исключительности же. Не угождения же мне со стороны жизни. Если без этого всего неприятного не обойтись, пусть такая. Вот ее, такую, какая есть, не мешайте жить.

М а й я. Я тебе про Виктуара сто раз рассказывала. Ну не помню, было у нас что-то или не было. Вроде было, должно было быть. Так и говорили, и ты сам говорил: у Виктуара со всем потоком было. А вспомнить нечего. Где, когда, при каких обстоятельствах – ни-че-го. Может, пьяные? Никогда не была я такая пьяная. Двусмысленно себя вел? Только то двусмысленно, что хорошо вел. Это да, это вел. Слова хорошие. Когда надо, и нежные. Поддержка. Но не то двусмысленно, что чего-то было, и слова из-за этого, и поддержка. Я же рассказывала: я на восьмое марта один раз спросила, после коньяка – Виктуар, ты как думаешь, было у нас с тобой или, думаешь, как? Он говорит: Майка, бабы, все как одна, гормональные. Знаю, о чем говорю. Ударенные из-за угла пыльными гормонами. Но что и ты, никогда бы не поверил.

А в г у с т. Не, не объясню я тебе. Замысел жизни, похоже, и правда не удался, но почему я из-за этого сегодня разнервничался? Вполне можно жить и с неудавшимся. Какая связь с сомнительными валентностями юных тяготений? С чего вдруг полез в публичную демонстрацию праздничных демонстраций? Наверно, все-таки съел не то. Или скумбрию в собственном соку с добавлением масла. Или сырков “Дружба” перебрал, еще тогда. Сорок плюс четыре-пять лет назад.

Стук в дверь, вваливаются Валерий, Виталий, Виктуар.

Виктуар выделяется элегантностью и уверенностью в себе, при нем трость, на которую, впрочем, он не опирается, а держит на плече.

В а л е р и й, В и т а л и й, В и к т у а р (говорят вперемежку). В гости не навязываемся, в застолье не напрашиваемся, а преподнести подарок не запретите.

М а й я (ликуя). Триумвира-ат! (Поет и танцует по очереди с каждым.) Три танкиста выпили по триста, а потом добавили еще. Вот! Я уже чуть не плакала. Не кругло ему сорок. А на самом деле чего-то, видите ли, задумал секретно жизни внушить, и не отскочило. Дети – вон! Триумвират – вон! Чтоб ты знал. (Вместе с прибывшими выкрикивает на бравурный мотив речевку.) Триумвират не умират! Триумвират не умират!

В и к т у а р (который участвует в происходящем несколько отчужденно). Саботаж, брат! Я вывожу машину, тащим прицеп, грузим подарок, а тебе не кругло. Дорогой договорились: упрашивать не будем, сбросим у дверей – и назад.

М а й я. Да сменил уже гнев на милость. Спасибо потомству, поднажало.

Возвращаются дети и внуки. Радостная встреча: градус горячности зависит

от индивидуальных отношений каждого с каждым. Это будет проясняться по мере

развития действия.

В а л е р и й. Доживем ли мы все до вашей золотой – тайна, непроглядный мрак. Но ручаюсь, что ближе и что нежнее, чем сейчас, друг к другу уже не станем.

В и т а л и й. Я потому так и настаивал, что кто его знает, как оно будет через десять лет. А любовь, если не пользоваться каждой возможностью в ней признаться, выдыхается и может иссякнуть.

В и к т у а р. Эх, нет среди нас кавказцев…

Т и г р а н (показывая на Ниобею). А мы?

В и к т у а р. Вы – лица кавказской национальности, безусловно, а я про туземных. Которые умеют сказать про дружбу как про любовь. А про любовь как ангелы на небе. Я жил в тех краях, я слушал, я учился.

Н и о б е я. Дядя Виктуар, вы отца нашего знали?

В и к т у а р. Он был мне как сын. Светлана как дочь, он как сын. Нелепая смерть… Не дадим ей омрачить сегодняшнюю радость! Вернемся к словам о любви. И к любви, которая эти слова рождает…

Т и г р а н. Мама говорит, он получил нож в сердце, на улице, когда защищал ее. А Ниобея разыскала его мать – вторую нашу бабушку, – она сказала, что он узнал что-то такое, отчего застрелился.

В и к т у а р. Старуха, Тигранчик, выжила из ума, бормочет что ни попадя, печальная картина. Повторю: не время сию минуту это вспоминать, но уж раз зашла речь… зашла так далеко… Ваш отец погиб в сумгаитской резне. Мама не хотела, чтобы вы это знали. Слишком нелепо и слишком трагично. Мы его сегодня помянем. А сейчас, как ни сбит я вашими вопросами…

Н и о б е я. Он как сын, она как дочь, а вы холостяк – не думали стать нам приемным отцом?

М а й я. Жениться на Светлане? Деточка, что ты говоришь!

Н и о б е я. Она бы не против.

М а й я. С чего ты взяла?

Н и о б е я. Ну, во-первых, я бы сама не против. И дед намекал, ты тоже была не против. Для ровного счета и мать.

С в е т л а н а. А вы думаете, вы учитесь в университете на чьи деньги? И школу кончили? И в Англию ездили? И в Шарм-аль-Шейх?

В и к т у а р. Эй-эй-эй, я запрещаю! Сорок лет назад ближайший мой друг, рыцарь, кремень, красавец, встретил лучшую из девушек, жар-птицу, саму женственность, саму жертвенность. Они родили Светлану – имя говорит за себя. Они родили Ярослава – имя говорит за себя. Светлана родила Тиграна и Ниобею, Ярослав родил Корнея. Библейская история. Ни Валера, ни Виталик, ни я этого не сделали. Мы только любовались, мы только восторгались, мы были счастливы. Счастьем наших уже не скажу друзей – сродников. Мы получили это: Августа, Майю, их детей и детей их детей, семью, их семью, ставшую нашей, – даром. Как могли мы приобщиться этому сокровищу, этой неиссякаемой казне? Посильной помощью. Мне стыдно вспоминать, какова она была. Одна миллионная того богатства, что мы через них приобрели.