Мемориал - [85]

Генерал произносит, вглядываясь вдаль:

— Глухо. Тут хоть волком вой — не услышат.

Налетает холодный верховой ветер, срывает с меня кепку, я, изловчившись, ловлю ее в воздухе. Вернер шутит, что это сигнал к тому, что нам пора уходить.

Ныряем по одному в люк в том же порядке, что и раньше: Вернер — первым, за ним — генерал и я.

Пройдя обратный путь до половины, попадаем в темноту. Под ногами трещит стекло — мерзавцы наци побили внизу все лампочки.

Что делать, как быть дальше? На счастье, Вернер, единственный из нас курящий, находит в кармане зажигалку. В темноте вспыхивает язычок пламени, но тут же гаснет. Снова вспышка. Теперь Вернер предусмотрительно заслоняет огонек ладонью, и мы продолжаем идти.

Приближаемся к выходу. Вернер исчезает в прогале под аркой, огонек гаснет. Неживой голубоватый свет заливает ступеньки, ведущие на лужайку. Выходим, оглядываемся: никого нет, только рядом на площадке валяются пустые бутылки.

Стоянка тоже пуста. С краю, как-то боком, притулился наш «пежо». Вернер обходит его кругом, подозрительно оглядывая. Что-то ему не нравится. Открывает капот. «Уж не копались ли они здесь?» — бормочет он.

Садимся в машину. Плавный спуск, вираж, и снова спуск. Все в порядке. Теперь, пожалуй, можно расслабиться. Устраиваюсь поудобнее, расправляю спину. Впереди на приборной доске светятся часы. Мысленно прикидываю: «Через час мы должны быть у себя в отеле. А там — стакан горячего чая — и в постель…»

Толчок! Бросок! Машина юзом ползет куда-то вправо, в темноту, и после отчаянных усилий Вернера, пытающегося предотвратить беду, останавливается на краю дороги. Дружно, не сговариваясь, выскакиваем из машины. Еще немного, и она свалилась бы в овраг.

Вернер, ощупывая скат, находит прокол. На счастье, в багажнике сохранился запасной баллон. Спешно производится замена, и мы едем дальше.

Теперь машина идет ровно. Но я уже боюсь загадывать. Кто знает, что еще произойдет с нами через пять, через десять минут…

Генерал снова толкает меня локтем, показывает: посмотри назад. Оборачиваюсь. За нами впритирку друг к другу движется несколько машин, над той, что идет в середине, на полкорпуса впереди остальных, развевается флаг со свастикой. Это все те же неонаци!

Что им нужно? Вначале предполагаем худшее: они собираются таранить нашу машину, сбросить ее в пропасть. Но Вернер по-прежнему спокоен.

Пронзительный гудок, и одна из машин вырывается вперед. Остальные идут за нами почти вплотную, как стая волков. Я усмехаюсь в душе: не они ли, вернее, такие же, как они, может быть, их отцы, недобитки фашисты, в первые послевоенные дни, объявив себя «вервольфами» — оборотнями, волками в овечьей шкуре, — шастали по лесам в надежде легкой поживы?

И мне вспоминается осень сорок пятого в этих местах, когда мы возвращались на Родину.

…Автострада поднимается в гору. Машины слегка буксуют: недавно прошел дождь. Желтые пятна света плывут по мокрым цементным плитам, как в черном зеркале. Хочется спать.

Но спать нельзя. В миссии нас предупредили, что здесь, в лесах, скрываются недобитые фашисты. Красный огонек на головной машине гаснет и снова загорается — это дается команда приготовить оружие.

Нас обступает темный лесной массив. Над головой, точно руки чудовищ, простираются могучие лапы сосен, отряхивая с себя тяжелые капли. Кое-где, как мертвые стражи царства, стоят охотничьи избушки, чернея пустыми глазницами окон. Срывается с дерева ночная птица, ныряет в чащу. Трещит валежник, будто кто-то огромный крадется во мраке, рядом с нами.

Напряженно вглядываюсь в темноту, стиснув до боли в пальцах рукоятку пистолета. Машины движутся медленно, ощупью. Но напряженность скоро проходит, и глаза начинают слипаться, голова клонится набок. Щиплю себя за ухо, снимаю фуражку, высовываюсь в окно. Меня обдает дождем, лесной сыростью. За воротник бежит вода, прогоняя сон.

Скорее бы выбраться из этого леса! Продолжаю сжимать рукоятку до тех пор, пока не начинает светать. Деревья постепенно редеют. Машины, скрипя тормозами, спускаются вниз, в долину, окутанную туманом. Огонек в голове колонны гаснет.

Думал ли я, что через тридцать с лишним лет еще сохранятся и «вервольфы», и флаги со свастикой?

…Но, кажется, мы уже уверились, что с нами ничего не случится, сколько бы  э т и  ни бесновались. Генерал делает вид, что перестал обращать на них внимание, разговаривает с Вернером, шутит. «Готовятся к авторалли, хотят выиграть хрустальный кубок!» Он кивает на окно, за которым, отчаянно клаксоня, проносится то одна, то другая машина. На что рассчитывают преследователи — запугать, сбить с курса? Или же просто продемонстрировать перед нами мощность своих моторов? Вот нас обгоняет их «фюрер» — тот, что на головной машине, под свастикой. Он злобно показывает нам кулак. «Гаденыш! — думаю я. — Или просто болван, запоздавший прочистить себе мозги?» Воображаю: если бы он мог пустить в ход оружие! Нам пришлось бы плохо!

— Нельзя ли от них оторваться? — спрашивает генерал Вернера.

Тот пожимает плечами. «Все зависит от машины. Да и что они вам?»

Коммунист сидит в спокойной, невозмутимой позе, устремив взгляд на дорогу и не оглядываясь по сторонам. Лишь в скулах прячется напряжение. Он прикидывает, примеривается и вдруг каким-то немыслимым рывком выводит машину вперед. Минута, другая, и «фюрер» с его стаей остаются позади.