Меморанда - [25]

– А как летает остров? И что это за океан жидкой ртути? Наконец, зачем мы здесь? Все эти вопросы бессмысленны. Мы делаем свою работу и живем в надежде, что когда-нибудь вернемся к прежней жизни.

На языке вертелись тысячи возражений, но я понимал, что высказывать их – пустая трата времени. Как и предупреждал Мисрикс, в мире своей памяти Белоу был ограничен одним только воображением. Так что летучие головы и острова – это еще цветочки. Жаль только было этих людей, наивно веривших в то, что в каком-то ином мире у них была и настоящая жизнь, и истинная любовь, к которой они мечтали вернуться.

Анотина прервала мои раздумья, позвав меня завтракать. Я молча кивнул. Теперь мои мысли приняли несколько иное направление. Я думал о том, как жестоки мы к плодам своего воображения. Пробуждаясь от сна, мы начисто стираем целые миры, а обращаясь к собственной памяти, легкомысленно возвращаем к жизни усопших – только затем, чтобы вновь обречь их на умирание, когда наше внимание переключается на что-то другое.

Анотина отвела меня в комнату, которая, как я и предположил раньше, была столовой. На длинном столе были аккуратно сервированы две дымящиеся порции – будто только что с плиты.

– А ты везунчик, Клэй, – весело сказала моя хозяйка, занимая место возле окна. – У нас сегодня стейк из карибу.

Каким образом все это здесь появилось – ваза с цветами, кувшин лимонада со льдом, крошечные морковки и клецки – очередная загадка, которая должна была бы меня ошеломить, но я не моргнул и глазом. Сев за стол, я вооружился ножом, вилкой и занялся мясом – разумеется, великолепно приготовленным.

– Очень вкусно, – сказал я, прожевав первый кусок. В глазах Анотины мелькнуло облегчение: наконец-то из моих уст послышалось утверждение, а не вопрос.

Некоторое время мы ели молча. Я не был голоден, но, начав, уже не мог остановиться. Моими челюстями словно двигала высшая воля. Даже мимолетная мысль о том, что изысканное блюдо – не более чем эхо памяти Белоу, не помешала мне расправиться с порядочным куском мяса.

Я как раз исследовал сырную начинку в клецках, когда Анотина подняла на меня взгляд и сообщила:

– Я занимаюсь моментом.

– Каким моментом? – не понял я.

– Неуловимым мгновением между прошлым и будущим. Состоянием, в котором мы всегда находимся и которое никогда не осознаем. Стоит нам решить, что мы испытываем его, как он тут же оказывается в прошлом. И вот мы ждем следующего мига, но едва осознаем его наступление – увы, момент снова упущен.

– И почему вас это интересует? – озадаченно спросил я.

– Ну как же! – запальчиво воскликнула Анотина. – Это ведь совершенно неизведанная область! В своих экспериментах я пытаюсь заглянуть в щелочку между прошлым и будущим, чтобы увидеть неуловимую страну настоящего.

– Любопытно, – пробормотал я, глядя в ее бездонные глаза и притворяясь, будто заинтересован ее словами.

– Разум заставляет нас забыть об этом миге, – с жаром исследователя продолжала Анотина. – Настоящее – не результат мысли, а скорее ее отсутствие.

– Отличный стейк, – обронил я, совершенно потеряв нить ее рассуждений.

Анотина снисходительно улыбнулась, но я, забыв о приличиях, не мог отвести от нее глаз.

– Там, в краю настоящего, – бог, – с пафосом заключила она и добавила уже совсем другим тоном: – Когда кончишь завтракать, пожалуйста, сними с себя одежду.

Через полчаса я сидел в лаборатории, голый, пристегнутый к металлическому креслу, и ощущал себя настоящей подопытной крысой. За столом напротив восседала Анотина с загадочной черной коробочкой в руках. Рядом наготове лежали блокнот и перо.

– Во время эксперимента может возникнуть небольшой дискомфорт, – предупредила она и нацарапала что-то в блокноте. – Не бойся, ничего страшного не произойдет.

Меня душили смущение и страх. Только теперь я начал понимать, что чувствовали мои физиогномические жертвы, когда я читал их.

– Я буду записывать твои ответы, так что постарайся быть искренним, – попросила Анотина. – Не спеши, подыскивай слова, наиболее точно соответствующие твоим ощущениям.

После этого изящная рука с черной коробочкой спряталась под стол, и я уже не мог ее видеть.

– Посмотри в окно, – велела исследовательница. – Сосредоточься на солнечном свете. Подумай, какой он теплый и прекрасный. Постарайся вспомнить что-нибудь приятное.

Я старался, но на ум не шло ничего, кроме воспоминания о рыдающем Батальдо у мрачной окраины Запределья. Встряхнув головой, я вызвал в памяти милые лица Эа, Арлы и их детишек. Мне вспомнилось, как однажды, теплым летним днем, я взял Ярека с собой на рыбалку. Этот день не был отмечен ничем особенным – кроме того, что мальчик поймал огромную речную смаду с оранжевыми пятнышками. Сняв рыбу с крючка, он положил ее на песок и исполнил ритуал, которому научил его отец. Ярек поблагодарил рыбу за подаренную пищу, а когда та стала задыхаться, долго гладил ее по чешуе, чтобы успокоить. Помню, в тот идиллический день, овеянный дыханием теплого бриза, я подумал о том, как прекрасны и чисты чувства этого малыша…

Мои грезы словно разорвал удар молнии: левую ягодицу пронзила острая боль, как будто на мой зад одновременно обрушились раскаленное железо и хлыст. Я дернулся и закричал.