Мемо - [14]

— И о чём же я проговорился?

— Ты пытался отвлечь внимание, покрыть кого–то, говоря о Мариетте. Но как всё это выглядело неуклюже!

Поль не ответил.

— Я спрашиваю себя, — выговорила Изабелла после долгого молчания, — уж не симулируешь ли ты эти приступы амнезии…

Поль попытался прижать её к себе. Она отстранилась.

— Изабелла! — воскликнул Поль в отчаянии.

В ответ он услышал сдерживаемое всхлипывание.

* * *

Ночью выпал снег. Венсан в пижаме разгребал ладошками белый покров на оконном карнизе. Он издавал повизгивания, в которых слышались и радость от возни со снегом, и жалоба на мёрзнущие руки. Вокруг него носился Альбер, с лаем отпрыгивая назад всякий раз, когда Венсан пригоршнями кидал в него это странное белое вещество.

— Венсан! — прикрикнула на него Изабелла, войдя в комнату и закрывая окно. — Посмотри, что ты наделал с ковром!

Венсан надулся.

Поль надевал пальто, когда Изабелла подошла к нему:

— Забудь о том, что я говорила тебе ночью. Я чувствовала себя такой несчастной…

Поль обнял её.

— Мы слишком много выпили, — сказал он.

Поколебавшись, Изабелла спросила:

— Ты зайдёшь к Карлену?

— Нет, — ответил Поль. — Теперь это ни к чему. Всё хорошо.

Поцеловав жену, Поль вышел. Едва он оказался за порогом, как выражение его лица изменилось. В действительности всё шло хуже некуда…

* * *

Поль прошёл мимо белого «дофина», даже не заметив его. Он высматривал синий «студебеккер».

Но «студебеккера» на улице не было. В конце концов Поль обратил внимание на «дофин». Дважды медленно прошёл рядом с ним, не веря своим глазам. Он всё ждал, что тыква превратится в карету, но это произошло, видимо, раньше, чем он оказался возле неё, и обратная метаморфоза привела всё в норму. Хотя какая тут теперь норма…

Перед тем как открыть дверцу, он пнул её ногой.

* * *

Минос демонстрировал непонятное поведение, до сих пор не наблюдавшееся у обычных крыс. Он стоял у входа в лабиринт, не проявляя интереса к кусочку сыра, ждавшему его у выхода. По шёрстке Миноса пробегали быстрые волны, и лапки его время от времени подгибались. В конце концов он повалился на бок и принялся кататься по подставке, на которой стоял лабиринт.

— И ничего–то из него не выудишь, — изрёк Дармон. — Всё происходит у него в голове, а он у нас не красноречив.

— Надо будет перейти к опытам на человеке, — заключил Поль.

— Это опасно, — заметила Мариетта. — Мы же не знаем, что он ощущает.

— Во всяком случае, это безболезненно, — заявил Жинесте.

По всей видимости, действие препарата прекращалось. Вот уже Минос встал на лапы и преспокойно направился в лабиринт.

Поль подумал о свойствах С–24. А что, если новое вещество способно устранять последствия его приёма?

— Пожалуй, я попробую, — сказал он, посмотрев на часы.

Под встревоженными взглядами товарищей Поль проглотил щепотку белого порошка и сел в кресло. Началось ожидание.

* * *

Поль наклоняется, чтобы поймать свой голубой целлулоидный козырёк, упавший в воду. Лагуна хороша своим спокойствием. Это словно солёное озеро, где можно барахтаться безбоязненно — глубина не больше чем по пояс. И ещё очень легко учиться плавать. Говорят, в ней опасно во время прилива из–за течений. Правда, похоже, что и во время отлива небезопасно — по той же самой причине. Впрочем, во время прилива лагуны просто нет, так что приходить сюда надо во время отлива и когда море спокойно.

Поль прилаживает козырёк, натягивая на голову белую резинку. И смотрит на Жаклин.

Ей всего четырнадцать лет, а ему уже пятнадцать. Но он тощ, как бродячий пёс, и вид у него всё ещё мальчишеский. Жаклин выглядит старше его на добрых три года. У неё коротко подстриженные каштановые волосы и голубые глаза, при виде которых у Поля перехватывает дух. Поль думает о ней все дни напролёт. Жаклин приезжает к деду с бабкой только на выходные. Она живёт в Либурне.[5] Поль проводит каникулы в Сулаке.[6]

Дед и бабка Жаклин живут в домике в ста метрах от пляжа и летом принимают у себя нескольких отдыхающих. С точки зрения Поля, они уже совсем старые. Но им самое большее по пятьдесят пять лет. Дед Жаклин — рыболов. Он приносит крабов, которых называет «сонями». Бабка же не видела моря лет десять. Зачем перебираться через дюны?

Поль смотрит на Жаклин. Чувство, которое он к ней испытывает, сродни волнам, когда на них закручиваются барашки. Это чувство ему уже знакомо. Он питал его к соседке по лестничной площадке три года тому назад. Ту тоже звали Жаклин. Ей было двенадцать лет. Но ей нравился малолетний вожак шайки, орудовавшей на пустыре у бедняцких кварталов. Удалось перехватить письма, которые она ему писала и которые начинались так: «Мими, любовь моя». Мими тоже было двенадцать лет. Но он метко кидал камни. В том числе и в Поля, с восьми лет носившего очки. Мими разбивал их трижды. Но Полю везло: ни разу осколок не попал в глаза.

Это чувство делает его рабом второй Жаклин. Её он забавляет. Она соглашается гулять с ним в вечерней прохладе сосен. Поль слышит шорох иголок под ногами. Словно идёшь по скрипучему снегу. Он никогда не забудет, как пахнут сосны.

И сразу же наступает завтра. Поль уезжает. Каникулы кончились. Во дворе, у деревянной калитки, он целует Жаклин в обе щеки. Всё произошло так молниеносно, что Поль не успел подготовиться к прощанию. Ему дали конфету. Кто, когда — он не помнит. Но эта конфета растягивает ему щёку, мешает. Поцелуй с Жаклин выходит неловким, смешным, детским. Неудавшийся поцелуй. Последний.