Мельник - [5]

Должен же быть выход отсюда? Хотя бы один гребаный выход?!

Дом сборный. Совсем недавно возвели. Колонка с насосом… Сарайчик с дизелем… Все свежее, месяца не прошло.

Наверно, час я ходила вокруг дома, но никак не могла понять, с какой стороны мы сюда приехали. Я не заметила ни колеи, ни даже самой машины. Небольшой холм, а во все стороны, от горизонта до горизонта — болото, болото, болото…

Где я? По книжкам про войну я помнила, что Белоруссия славится своими болотами. Вроде бы.

А может, и далеко восточнее, между тайгой и тундрой… Если без сознания меня держали опять сутки или больше, я столько могла пропустить…

Вот только небо… Небо было серое, низкое, и какое-то чужое.

Может быть, я ходила бы так до вечера, и в голову уже начали лезть мысли о каком-нибудь портале, скрытом в погребе домика… когда далеко-далеко загрохотало.

Я замерла. Минуту я стояла, прислушиваясь. Но гром не кончался, длился, нарастал… Пока я не поняла, что это вертолет.

* * *

Первым из вертолета, когда он еще висел над землей, выпрыгнул молодой человек.

В дорогом, я подозреваю, костюме. Может быть, даже очень дорогом. Ветер от винтов трепал на нем костюм, как драную тряпку, но молодой человек с невозмутимым видом крутился вокруг домика, будто осматривал участок перед покупкой.

Я уже решила, что это и есть их главный, — но тут вылез второй. Такой же руссиш-яппи. Совершенная копия. Такой же индюшачьи-задиристый на вид. Прическа, лицо такое же правильно-гламурное…

Когда они вошли в дом, я поняла, что смогу различать их только по часам. У одного часы были из розового золота, у другого тускло-серебристые. Платиновые? Или серебряные? Кто из них главный, все-таки?

Как молодые офицеры поправляют фуражку, так же регулярно молодые люди чуть потряхивали левыми руками, чтобы часы на слишком свободных ремешках не уползали вверх по запястью, где их накрывали белоснежные манжеты.

Задачка осложнялась тем, что я совершенно не разбираюсь в дорогих часах. Чтобы вот так, по внешнему виду издали… Да даже и угадай я, что вот те золотые — какой-нибудь Patek Philippe, а те серебристые — Vasheron Constantin… Толку-то? Которое из них старше по званию?

Я не знаю. А оба молодых человека упрямо молчали, хмуро оглядывая комнату. Сюда, кроме меня, привели и лысеющего мужчину во всем темном, с сероватым лицом упыря. Чем-то похожий на плененного Наполеона, только руку он держал не за отворотом фрака, а в кармане кофты.

Решение пришло само и неожиданно. Последним из вертолета выбрался и прохромал в комнату старик, будто сошедший с литографии позапрошлого века: в серой кофте, подбитой на локтях кожаными заплатами, и с сухим лицом потомственного бухгалтера. Оба руссиш-яппи тут же пришли в движение. Один услужливо отодвинул стул, помогая сесть, второй выложил на стол тонкую пепельницу, кисет и раскрыл портсигар. Внутрие оказались пустые картонные гильзы.

Старик сел, обвел комнату слезящимися глазами. Затем расшнуровал кисет, наполнив комнату ароматом табака. Желтыми пальцами стал набивать папиросу.

Я подумала, что, возможно, когда-то видела его лицо… По телевизору? Наверно. Откуда же еще… Вместе с этим лицом кружились какие-то слова — не то никель, не то металлургия, не то нефтепереработка…

В комнате было очень тихо. Только шуршала гильза в пальцах старика.

Набив ее, он чуть отставил руку. К ней наперегонки бросились с зажигалками Филипп и Константин.

Медленно затянувшись и выпустив дым, старик поглядел на Степана.

— Ты уже ввел их в курс дела?

— Подвел.

— Замечательно… — Старик мельком глянул на лысеющего человечка в черном, затем уставился на меня. — А вы, значит, наша роза?

— Оля, — сказала я.

— Роза, Оля, Юля… Вы замечали, какая каша в головах у наших людей?..

— В каком смысле?

— Вас никогда не смешили эти бритые ребята с кровавыми коловоротами на рукавах? С римскими салютами и кусками арматуры? Ходят по рынкам, ловят смуглолицых, ради спасения нации…

— Что же тут смешного? — заметил лысеющий человек в черном.

— А вы никогда не видели, какое выражение проступает на лицах у этих же самых бравых спасателей родины, когда невзначай упоминают Рублевку? Этакий завистливо-благоговейный туман в глазах и секундное оцепенение… Что у них в голове, хотел бы я знать? Может быть, они думают, что Россию в Эритрею-на-Волге превращают грузинские лоточники? Или это китайские сельхозрабочие высасывают бюджет откатами? А может, турецкие шмоточники уезжают с рынка по встречной с синими мигалками? Для проезда студентов из Нигерии ежедневно перекрываются дороги в Москве? Таджикским дворникам прислуживают, как последние халдеи, вся милиция, суды и спецслужбы?

Он помолчал, постукивая по столу новой гильзой.

— Чистый феодализм… Все декорации на месте. Уже давно главные мироеды собраны в одном месте. Но когда же представление? Где герои? Где бравые русские парни с коловоротами на рукавах, которые битой и каленым железом вытравят эту плесень из государственной машины? Где десятки тысяч бравых ребят, штурмующих цитадель зла? Врывающихся в золотые поселки на Рублевке, где на одного толкового дельца — по три вора-генерала, пять мошенников и десять взяточников? Где они — те, кто вычистят эти авгиевы конюшни? Кто отрубит руки взяточникам, линчует проходимцев, распнет продажных генералов, вырвет языки демагогам? Где эти бунтующие сердца, не терпящие лжи, унижений и рабства? Где они? Почему бегают за инородцами, а не спасают свою страну?