Мелкий снег - [16]

Шрифт
Интервал

— Дело не только в этом телефонном разговоре. Я заметила, что вы и прежде разговаривали о сватовстве в присутствии О-Хару.

— Разве такое бывало?

— И не раз. Когда она входит, все замолкают, но стоит ей оказаться за дверью, как снова начинают говорить громко. Она наверняка всё слышит.

В последние дни Тэйноскэ, Сатико, Юкико, а иногда и Таэко после десяти вечера, когда Эцуко уже спала, не раз собирались в гостиной, чтобы обсудить предстоящую встречу с Сэгоси. О-Хару приносила им прохладительные напитки из столовой. Гостиная отделялась от столовой раздвижными дверями, между которыми оставались зазоры шириною в палец, поэтому в столовой было хорошо слышно всё, о чём говорилось в гостиной. Следовало говорить тише, особенно по вечерам, когда жизнь в доме замирала, но никто не придавал этому должного значения. Юкико, по-видимому, была права. Но почему же она не предупредила их раньше? У Юкико вообще был тихий голос, и никому не могло прийти в голову, что она понижает голос из осторожности. Да, трудно, когда прислуга чрезмерно словоохотлива, но трудно и когда сестра настолько немногословна, невольно подумала Сатико.

Впрочем, упрёк Юкико: «все снова начинают говорить громко» — скорее всего был адресован Тэйноскэ. Стало быть, в своё время она промолчала только оттого, что попросту не посмела сделать замечание зятю. У Тэйноскэ и правда был громкий голос, его легче всего было расслышать.

— Ты должна была сразу же сказать нам об этом, Юкико.

— Я хотела бы, чтобы впредь мои дела не обсуждались в присутствии посторонних. Не смотрины мне неприятны — тяжело сознавать, что всякий раз они думают: «Ну вот, опять у неё ничего не вышло…»

Голос Юкико дрогнул, и по её лицу, отражавшемуся в зеркале, скользнула слеза.

— Но ведь это не так, Юкико. Не было случая, чтобы ты кому-нибудь не понравилась. Все, с кем ты до сих пор встречалась, мечтали получить твоё согласие. Дело каждый раз расстраивалось лишь потому, что мы считали жениха недостаточно подходящим для тебя.

— Но они-то так не считают. Каждый раз они думают, что меня опять сочли недостойной, и, даже зная, что это не так, всё равно распускают слухи, поэтому… поэтому…

— Ну, довольно, довольно. Не будем больше об этом говорить. Мы допустили оплошность и впредь её не повторим… Что ты сделала со своим лицом! — Сатико взяла пуховку и направилась было к сестре, но тут же остановилась, опасаясь вызвать новые слёзы.

10

Тэйноскэ, удалившийся во флигель, который служил ему кабинетом, стал уже беспокоиться: начало пятого, а дамы всё ещё не готовы. Вдруг в саду послышался шелест, будто что-то застучало по сухим листьям аралии. Тэйноскэ отодвинул сёдзи[19] — небо, такое ясное с утра, заволоклось тучами, и крупные капли дождя посыпались на крышу, прочерчивая по ней беспорядочные линии.

— Дождь, начался дождь! — крикнул Тэйноскэ, взбегая по лестнице в дом.

— В самом деле, — отозвалась Сатико, посмотрев в окно. — Но он скоро пройдёт. Кое-где в просветах виднеется голубое небо.

Однако черепичные крыши соседних домов уже совершенно намокли, и стало ясно, что дождь расходится.

— Нужно вызвать такси. Не позднее, чем на четверть шестого. И мне, наверное, придётся одеться по-европейски. Как, по-твоему, синий костюм подойдёт?

В плохую погоду такси в Асии были нарасхват, и, хотя машину заказали по телефону сразу же, как только Тэйноскэ распорядился об этом, ни в четверть шестого, ни ещё пять минут спустя её не было. Между тем дождь хлестал всё сильнее. Во всех гаражах города им отвечали одно и то же: на сегодняшний день, поскольку он считается благоприятным, назначены десятки свадеб, оставшиеся же машины, к сожалению, разобрали, как только начался дождь, пришлось довольствоваться обещанием, что первая же машина, которая вернётся в гараж, будет тотчас выслана им.

Если бы машина пришла в половине шестого, к назначенному времени кое-как можно было ещё успеть, но когда до шести осталось менее получаса, Тэйноскэ всерьёз забеспокоился и решил позвонить в гостиницу. Ему ответили, что все гости собрались и ждут только их. Без пяти минут шесть, машина пришла. Дождь лил как из ведра, и шофёр, раскрыв зонт, проводил по очереди всех троих к машине. Уже садясь в машину, Сатико почувствовала, как у неё по спине скатилась холодная капля. Она подумала, что в дни смотрин Юкико всегда идёт дождь, так было и в прошлый раз, и в позапрошлый…

* * *

— Мы задержались на целых полчаса, извините великодушно, — произнёс Тэйноскэ, прежде чем поздороваться с Итани, которая встречала их в гардеробной. — Сегодня много свадеб, а тут ещё дождь пошёл, мы никак не могли найти такси.

— В самом деле, по пути сюда я видела несколько машин с невестами. Да, кстати… — Пока Сатико и Юкико сдавали пальто на вешалку, Итани отозвала Тэйноскэ в сторону. — Сейчас я познакомлю вас с господином Сэгоси… Но прежде мне хотелось бы узнать, удалось ли вам закончить проверку.

— Видите ли, что касается самого господина Сэгоси, то о нём теперь уже всё известно, и мы вполне удовлетворены, узнав, что это очень достойный человек. Сейчас наши родственники в Осаке наводят справки о его близких.


Еще от автора Дзюнъитиро Танидзаки
Ключ

Роман «Ключ» – самое известное произведение Дзюнъитиро Танидзаки, одного из столпов японской литературы XX века. В этом романе, действие которого разворачивается в Киото, два дневника – два голоса, мужа и жены, – искушают, противоборствуют, увлекают в западню. С изощренным психологизмом рисует автор сложную мозаику чувств, прихотливую смену настроений, многозначную символику взаимоотношений мужчины и женщины.Роман был дважды экранизирован: японским режиссером Коном Итикавой (приз на МКФ в Канне, 1960) и, в вольной интерпретации, Тинто Брассом (1983).


Похвала тени

Танидзаки Дзюнъитиро (1886-1965) остается одним из самых популярных японских прозаиков на Западе. Блестящий стилист и эстет, он сумел передать в своих пронизанных эротизмом произведениях магические чары «дьявольской красоты».


Та, которую я люблю

Японский прозаик Дзюнъитиро Танидзаки (1886-1965) глубоко привержен многовековым традициям и одновременно очень современен, это ярко выраженный национальный писатель, чье творчество органично вошло в мировую литературу. Соотношение японской и европейскойкультур крайне занимало Танидзаки, и именно ему удалось найти золотую середину, позволившую соединить Восток и Запад. Красота, гармония, многоцветная палитра красок природы, тончайшие движения души – вот что всегда вдохновляло писателя.


Любовь глупца

Дзюньитиро Танидзаки (1886–1965) — японский писатель, идеолог истинно японского стиля и вкуса, который ярко выражен в его произведениях. В его творениях сквозит нарочито подчёркнутый внутренний, эстетический мир человека из Японии. Писатель раскрывает мир японского человека сквозь призму взаимоотношений героев его рассказов, показывая тем самым отличность восточного народа от западного. А также несовместимость образа мысли и образа жизни. Все его творения пронизаны духом истинно японского мировоззрения на жизнь.


Дневник безумного старика

«Дневник безумного старика» выдающегося японского писателя XX в. Танидзаки Дзюнъитиро является одним из наиболее известных произведений не только этого автора, но и всей послевоенной японской литературы. Повесть переведена на многие языки.Перевод на русский язык осуществлён впервые.Роман классика современной японской литературы Дзюнъитиро Танидзаки (1889–1965) «Дневник безумного старика» заслуженно считается шедевром позднего периода творчества этого замечательного писателя. Написанный всего за три года до смерти автора и наделавший много шума роман поражает своей жизненной силой, откровенным эротизмом и бесстрашием в описании самых тонких, самых интимных человеческих отношений.


Рассказ слепого

Дзюнъитиро Танидзаки (1886-1965) – один из самых ярких и самобытных писателей ХХ века, интеллектуал, знаток западной литературы и японской классики, законодатель мод. Его популярность и влияние в Японии можно сравнить лишь со скандальной славой Оскара Уайльда в Европе. Разделяя мнение своего кумира о том, что "истинна только красота", Танидзаки возглавил эстетическое направление в японской литературе. "Внутри мира находится абсолютная пустота. И если в этой пустоте существует что-либо стоящее внимания или, по крайней мере, близкое к истине, то это – красота", – утверждал писатель.Танидзаки умел выискивать и шлифовать различные японские и китайские слова, превращать их в блестки чувственной красоты (или уродства) и словно перламутром инкрустировать ими свои произведения.


Рекомендуем почитать
Тэнкфул Блоссом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шесть повестей о легких концах

Книга «Шесть повестей…» вышла в берлинском издательстве «Геликон» в оформлении и с иллюстрациями работы знаменитого Эль Лисицкого, вместе с которым Эренбург тогда выпускал журнал «Вещь». Все «повести» связаны сквозной темой — это русская революция. Отношение критики к этой книге диктовалось их отношением к революции — кошмар, бессмыслица, бред или совсем наоборот — нечто серьезное, всемирное. Любопытно, что критики не придали значения эпиграфу к книге: он был напечатан по-латыни, без перевода. Это строка Овидия из книги «Tristia» («Скорбные элегии»); в переводе она значит: «Для наказания мне этот назначен край».


Призовая лошадь

Роман «Призовая лошадь» известного чилийского писателя Фернандо Алегрии (род. в 1918 г.) рассказывает о злоключениях молодого чилийца, вынужденного покинуть родину и отправиться в Соединенные Штаты в поисках заработка. Яркое и красочное отражение получили в романе быт и нравы Сан-Франциско.


Триумф и трагедия Эразма Роттердамского; Совесть против насилия: Кастеллио против Кальвина; Америго: Повесть об одной исторической ошибке; Магеллан: Человек и его деяние; Монтень

Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881 — 1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В девятый том Собрания сочинений вошли произведения, посвященные великим гуманистам XVI века, «Триумф и трагедия Эразма Роттердамского», «Совесть против насилия» и «Монтень», своеобразный гимн человеческому деянию — «Магеллан», а также повесть об одной исторической ошибке — «Америго».


Нетерпение сердца: Роман. Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой

Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В третий том вошли роман «Нетерпение сердца» и биографическая повесть «Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой».


Том 2. Низины. Дзюрдзи. Хам

Во 2 том собрания сочинений польской писательницы Элизы Ожешко вошли повести «Низины», «Дзюрдзи», «Хам».