Мелким шрифтом - [54]

Условия самолюбия едины для всех. В глубине души каждый из нас лелеет иллюзию, что он или она — совершенно непостижимые люди; сокровенное «я» каждого из нас запрятано в самом центре непреодолимого лабиринта. Но после нескольких минут, проведенных с Грегом, я почувствовал себя одной из моих анатомических куколок: все внутренности оказались снаружи, и нет даже тонкой кожи, которой можно было бы как — то прикрыть мое сконфуженное, выставленное на обозрение естество[177].

УСЛОВИЯ И ОБСТОЯТЕЛЬСТВА НЕПРЕЛОЖНЫХ ФАКТОВ

Пересмотр своих собственных Условий и Примечаний — дело трудное.

Они накрепко впечатаны в мозг. Гораздо легче упорно держаться за эти условия и отвергать все, что им не соответствует. Я пустился во все тяжкие: принялся все отрицать, сочинять клаузулы и примечания, которые помогали придавать смысл бессмыслице. Я начал думать как отец. Если что — то мешало моей деятельности, я отказывался в это верить.

Вот примерный ход моих мыслей: я живу в большом городе, но мой круг общения весьма узок — с небольшую деревушку. Скорее всего, Грег не столько шепчется с духами, сколько собирает обрывки слухов в самых разных кругах и компаниях; короче, он всего лишь пронырливый сплетник. Да, это самое разумное объяснение. Элис наверняка кое — кому признавалась, что несчастлива. Собственно, именно она порекомендовала мне этого «медиума»; возможно, она ему и рассказала, что в молодости я был невероятно талантлив, астал влучшем случае заурядной личностью. Возможно, даже призналась Грегу, что я ее страшно разочаровал. От нее же он мог узнать об ограбленном старике и о производителях оружия. Вот и все. Вполне рациональное объяснение, А иное решительно отрицается.

Но! А как же манипуляции с контрактами? Это ведь строжайший секрет, тайна за семью печатями — еще бы, возможны самые мрачные последствия. Эту тайну я похоронил на дне собственной души. Уж тайна так тайна: ни одна живая душа о ней знать не знала. Вот загадка! Как он смог пронюхать? И как это объяснить с рациональной точки зрения? Как мне теперь выпутываться? Видимо, только с помощью спиртного. Я сел в машину и жадно отпил виски прямо из горлышка[178].

Я сидел и уговаривал себя успокоиться, но мое тело пришло в страшное волнение.

Полной уверенности у меня не было — почти все утро я пытался не обращать внимания, — но мало — помалу убедился, что меня настойчиво преследует птица.[179]

УСЛОВИЯ И СОСТОЯНИЕ ГОЛОСОВ ПОКОИНИКОВ

Покойникам вообще — то не положено болтать.

Я замахал руками на надоедливую птицу и стукнул кулаком по ветровому стеклу. Но наглый воробей и не думал улетать, а мне вдруг послышалось нечто очень странное. Я решил не отвлекаться и, чтобы припугнуть пернатого нахала, включил дворники.

Снова те же звуки[180]. На этот раз я замер и навострил уши. Проверил радио: выключено. И тут случилось неожиданное. Я потом долго сидел неподвижно — силился понять, что происходит.

Мне показалось, что я слышал папин голос[181].

Я прислушался. Да, вот опять. Еле различимый звук, напоминает далекий — далекий крик. Этот голос ежедневно звучал у меня в ушах — твердый, авторитетный голос хорошо образованного, уверенного в себе человека. Речь у него была точь — в–точь как у тогдашних дикторов Би — би — си — прежде ведь не сажали перед микрофоном людей с самыми разными акцентами. У отца было правильное, нормативное произношение, образцовая, чуть рубленая речь.

Голос его всякий раз неожиданно доносился из той сломанной шарманки, в которую превратилась моя голова; и, как правило, я слышал ровно тот совет, которым в ту минуту пренебрег: «Никогда, ни при каких условиях не подписывай ничего, пока не прочтешщь все до конца, вникая в каждое слово со всеми его оттенками и отчетливо сознавая все возможные последствия сделки».

Но чтобы этот голос слышался не из моей головы, а откуда — то извне…

— Привет, Фрэнк, — сказал он.

Да, именно так.

Привет, Фрэнк.

От волнения у меня ком подкатил к горлу. Я опустил голову на руль и прислушался. Снова ошалело глянул на дверь Грега. Уж не подмешал ли он мне в бокал галлюциноген? Или подмешал еще какой — нибудь дряни? На миг я даже убедил себя, что все происходящее — и выпивка, и нахальный воробей, и Грег с его проницательностью, — скорее всего, просто галлюцинация.

«Человеческое слово ровно ничего не стоит. Напиши его на бумаге, Фрэнк. Чернила обязывают. Что написано пером, не вырубишь топором».

Опять папин голос.

И вроде бы он доносится из квартиры Грега. Мне показалось, что за окном прошел сам Грег. Я подкрался к двери и заглянул в почтовую щель. Абсолютно пустой коридор. Сам не знаю, что я рассчитывал там увидеть. Может, покойного отца: может, он стоит там и увлеченно беседует с Грегом[182].

Абсурд, курам на смех.

Объяснение тут самое немудреное: просто я забалдел от виски и шока.

Всего и делов.

И точка.

Я в изнеможении откинулся на спинку сиденья.

Сил не было без конца отрицать очевидное[183].

УСЛОВИЯ И СОСТОЯНИЕ ОТКРОВЕНИЙ

Это не просто глава из Библии.

Я позвонил жене. Дело в том, что утром я нечаянно схватил ее телефон, но обнаружил это позже. Прокрутив ее список контактов, нашел себя и позвонил — в надежде, что она тоже случайно взяла с собой мой телефон.