Мелье - [68]

Глава 9. Биография Мелье начинается

Из трех экземпляров огромной рукописи, собственноручно перебеленных Мелье, два канули в Лету. Один все же оставил потомство — почти чудом. Автор был уже ничто, пользуясь его собственным выражением, а сочинение вело борьбу за существование как нечто, как живой организм. Подобно некоторым видам, подобно иным микробам, оно вторглось в окружающую среду и принялось плодовито размножаться.

Господин Леру, хоть и проживал в Мезьере, был адвокатом и прокурором парижского парламента. Это значит, что он был довольно большой персоной в юридическом мире. После скандала, связанного с версией о самоубийстве Мелье, Леру, конечно, уже не помышлял прямо выполнить волю покойного. К кюре соседних приходов рукопись и сопроводительное письмо не попали. Есть упоминание, будто Леру зачем-то передал этот обернутый в плотную серую бумагу объемистый манускрипт, почти в четыреста страниц, в ратушу (муниципалитет) города Мезьера. Это малоправдоподобно или могло быть только коротким маневром на юридической шахматной доске. Вероятнее, что в создавшихся обстоятельствах Леру поспешил укрыть рукопись, драгоценность которой он понимал, как можно дальше и надежнее от разъяренных глаз и рук местных церковных властей и местной администрации. Шанс на спасение рукописи от прямого уничтожения состоял в том, чтобы отвезти ее в столицу, передать сразу на самые высокие этажи судебной машины Франции.

Так он и сделал. Либо он сам был вхож, либо имел кого-то, перед кем открывались двери в высокий министерский кабинет. Во всяком случае, уже очень скоро рукопись Жана Мелье была представлена на рассмотрение хранителя печатей Франции Жермен-Луи де Шовлена. Это был один из виднейших государственных деятелей и восходящая, хотя позже и погашенная, звезда в правление кардинала Флери при Людовике XV. В качестве хранителя печатей Шовлен был шефом правосудия, то есть, по-современному говоря, министром юстиции Франции. Со времени его давнего предшественника, канцлера Пьера Сегье, повелось, что на этом посту находились люди не только умные, без чего невозможно было бы управляться с этим ропщущим необразованным народом Франции, но и причастные к кругам Академии — к литературе и наукам. Просвещенные умы были достаточно разъедены либертинством; Шовлен, видимо, не упустил такого экстравагантного и острого блюда, как антиправительственный и антицерковный трактат деревенского кюре из Шампани. От него рукопись Мелье перекочевала к члену Академии надписей графу де Келюсу, большому знатоку древностей и в то же время подлинному сыну своего вольнодумного века и своей эмансипированной матери, маркизы де Келюс, написавшей весьма вольные «Воспоминания» о дворе Людовика XIV. Граф де Келюс оценил сенсационность попавшего в его руки сокровища: он приказал или разрешил сделать несколько копий с рукописи Жана Мелье.

Так бацилла проникла в тело.

Считают, что в первый же год после смерти Мелье списки «Завещания» появились и продавались в столице. В ближайшие годы это уже был «бестселлер». Жан Мелье победил. Нокаут в первом раунде. Перед ним расступились. Он захватил и покорил умы. Это был тот сокрушающий удар, которого не мог не ждать со всем нетерпением затянувшийся век безверия и незавершенной логики. Тот мессия, которого уже недоставало сил ждать. Тот восход солнца, от которого вдруг слепнут после медленного рассвета. Выше приведены слова Тирио, сообщавшего Вольтеру из самой гущи парижских философских салонов: явился в мир великий наш, отечественный, французский философ, не менее великий, чем иноземный властитель дум Локк. Так говорили в Париже, боготворившем англичан и ждавшем света оттуда.

Но Локк с его скрытым пороком — дуализмом не мог быть этим светилом. Известный французский историк литературы Гюстав Лансон указал гораздо более глубокую философскую основу триумфа Мелье: «Завещание» является курсом спинозизма, каким он мог выступить в своем развитии между 1700 и 1730 годами. Это был именно не тот спинозизм, что в «Этике» Спинозы, а нечто выросшее из него дальше. Значит, говоря иными словами, перед французским читателем вдруг оказалась самая передовая, самая последовательная философия во всей предшествовавшей истории философии! Было отчего захлебнуться! Было отчего сходить с ума лучшим головам тех лет!

Вторая половина 30-х годов была триумфальным шествием Мелье. Один архивный экземпляр «Извлечения» из Мелье, датированного 1742 годом, хранит на себе обращение к читателям, где Мелье представлен им как новый мессия. Предтечами его названы Монтень, Спиноза и Бейль. Этот явившийся, наконец, мессия противопоставлен тут трем лжемессиям, приходившим прежде, — Моисею, Христу и Магомету. Здесь содержится намек на циркулировавшее спинозистское сочинение «Три самозванца». Но Мелье предстает не только как продолжатель и завершитель материализма Спинозы. То же обращение к читателям дает понять, что философию Мелье выводили прежде всего из французских корней. Этот мессия — торжество Франции. Его явление — отстранение английской философии на задний план

Мало того, не одной философией победил Мелье. По словам того же Лансона, Мелье в 1729 году предвосхищает дух речей 1793 года, то есть дух якобинства. Лансон называет творение Мелье «предвосхищенной карманьолой».