Мелье - [47]

Из всего этого вытекает, что имущественное неравенство куда глубже неравенства происхождения, сословного, фамильного. Все это, как и служение королю или церкви, всего лишь предлог и оправдание в ожесточенной борьбе людей за доходы. Только для того, чтобы быть имущими, то есть перекачивать к себе труд других, неимущих, тунеядцам и нужны все эти внешние предлоги неравенства.

Значит, надо ухватиться за корень, за глубже закопанное зло, за частную собственность.

Ради собственности совершаются все остальные злоупотребления. Кто пролез в дворяне, кто в духовенство, кто в судейские, кто в откупщики, в разные разряды грабителей — все ради нее.

И вот мысль Мелье у самого порога святая святых: непостижимая, незыблемая собственность царила над жизнью и над сознанием. Впрочем, он не проявляет ни трепета, ни колебаний. Святыня уже сильно растеряла веру и уважение в неспокойной шумящей народной толпе. Эта утечка святости успела найти отражение и в умах либертинов разного толка.

«Еще одно зло, принятое и узаконенное во всем мире, заключается в том, что люди присваивают себе в частную собственность блага и богатства земли».

Отсюда происходит, что этих благ и богатств каждый стремится получить возможно больше, что одни богаты, другие бедны. Отсюда получается, что самые сильные, хитрые и ловкие, зачастую они же самые злые и недостойные, лучше всех других наделены земельными угодьями и всякими удобствами жизни. Одни всегда живут в достатке и изобилии, среди удовольствия н веселья, ну словно бы в раю, а остальные, напротив, среди тягости, страданий и бедствий нищеты, ну словно бы в аду.

А вот смахнуть бы народу разом всех тунеядцев. Отлучить бы их одним махом.

Мелье думает не о переделе благ, хоть бы и самом крутом, мужицком, черном переделе. Раз в частную собственность — значит карусель начнется сызнова. рубить надо под корень. Валить надо частную собственность.

Это зло принято и узаконено почти во всем мире, тогда как все должны были бы, объясняет Мелье, владеть благами и богатствами земли сообща, на равных правах. Не только владеть: и пользоваться ими тоже на одинаковом положении и сообща.

Такова единственная мыслимая для Мелье форма действительного и полного равенства. Только общность имущества и есть равенство.

Когда перед глазами историка находятся канцлер абсолютистской Англии утонченный гуманист Томас Мор или истерзанный инквизицией борец за освобождение Италии еретик Кампанелла, естественно, возникает представление, что идею коммунизма когда-то надо было придумать. Извлечь из разума и воображения, как абстракцию и отлетевшую от земли фантазию. Но ведь другие, как проповедники таборитов, как Мюнцер с анабаптистами, как Уинстенли с диггерами откопали эту руду в недрах самой жизни. Они выплавили и отлили зерна коммунизма в огне революций. Не для неведомого острова — для своей страны.

Жан Мелье не придумал общность имущества она для него очевидна. Он открыл не коммунизм, а отсутствие коммунизма. Ничего особенного учреждать не предстоит, надо рушить завал, а за ним — ясные просторы.

Строй, основанный на общности имуществ и общем труде, — это та же самая окружающая его Франция, но только при уничтоженном неравенстве. Вот эти самые деревушки, без числа и краю раскиданные между лесами и полями, по косогорам и рекам, эти самые бурги — крупные орехи среди мелких, местечки, то ли большие села, то ли крохотные города; эти самые городишки, города и огромные городища; эти разноликие края, эти несхожие провинции. Да почему только Франция! Хоть весь свет. Вот так же должны убегать вдаль нивы, как сейчас, и так же цвести яблони и вишни, так же зреть на склонах виноград и ремесленники стучать молотками в мастерских. Церквушки, высящиеся над крышами каждой деревни, никуда не пропадут; но священники будут преподавать прихожанам полезные знания и добрые нравы вместо прежнего вздора, поддерживавшего строй неравенства. Так же будет шуметь чаща леса, только можно будет в ней охотиться не сеньору да его гостям, а простым людям. И не будут крестьяне волочить в красивую усадьбу позорные платежи…

Говоря «сообща», поясняет Мелье, я разумею всех живущих в одной местности или на одной и той же территории. Все мужчины и женщины из одного и того же города или из одного местечка, из одной деревни, одного прихода должны составлять как бы одну семью — видеть друг в друге братьев и сестер. Раз будет отменена частная собственность на плоды земли и труда, все они должны будут, по словам Мелье, жить друг с другом в мире и сообща пользоваться одной и той же или сходной пищей, иметь одинаково хорошие жилища и ночлег, одинаково хорошую одежду и обувь. Приметим: речь идет не об одинаковом, а об одинаково хорошем; не о том, чтобы нарядить всех в одну форму и разливать всем в котелки из одного чана, не об уравниловке, а об отсутствии преимуществ.

Настаивая, что «все люди равны от природы» и «в равной степени имеют право на свою естественную свободу и свою долю в земных благах», Мелье вовсе не предлагает поделить поровну эти блага. С одной стороны, он отмечает необходимость, чтобы «люди установили между собой правильную пропорцию», поскольку и в будущем обществе сохранится * известное справедливое и естественное неравенство и подчинение; с другой стороны, земные блага и богатства должны быть не столько разделены, сколько обобщены.