Меланхолия и воображение - [7]

(*) Здѣсь первыя двадцать страницъ переведены не Издателемъ, а однимъ молодымъ человѣкомъ, котораго пріятной слогъ со временемъ будетъ замѣченъ публикою.

Между тѣмъ Нельсонъ, въ горестныхъ размышленіяхъ у сидѣлъ подъ окномъ въ своей комнатѣ. Эльмина его видѣла, Эльмина, можетъ быть, замѣтила страсть его. «Боже мой! думалъ онъ: за чѣмъ я сюда пріѣхалъ? Мнѣ обольстить Эльмину! мнѣ быть губителемъ непорочности! Могъ ли я положить ея на чистоту своего сердца? Питая недозволенную склонность, оно уже виновно, и Богъ знаетъ, къ чему приведетъ это первое заблужденіе! Какъ можно имѣть довѣренность къ самому себѣ? Рѣшившись не казаться Эльминѣ, являюсь передъ нею со всѣмъ очарованіемъ, горестной чувствительности…. ищу другова случая съ нею встрѣтиться, бѣгаю по слѣдамъ ея; возмущаю тихія удовольствія Эльмининыхъ прогулокъ…. Ахъ! сколько слабостей влечетъ за собою одна, которой мы побѣдить не умѣли!»

Блеснула заря; открылись прелестные виды. Нельсонъ сидѣлъ въ задумчивости — великолѣпіе Натуры не плѣняетъ растерзаннаго сердца. Кто мирно покоился въ объятіяхъ кроткаго сна, тотъ съ радостію видитъ свѣтлое утро; но глаза, помраченные слезами безнадежной страсти, отвращаются отъ него съ неудовольствіемъ…. Унылый Нельсонъ взглянулъ на обширную равнину, которая начинала озаряться, и мало по малу оживлялась. Скоро пришли на поле молодые крестьяне и крестьянки. Заиграла свирѣль, раздались звуки радости сердечной и непритворной. Горестное чувство, похожее на зависть, стѣснило душу Нельсона. Онъ встаетъ, чтобы затворить окно, и вдругъ, въ отдаленіи, видитъ шпицъ мраморнаго обелиска на кладбищѣ. Въ это время Эльмина обыкновенно приходила съ цвѣтами ко гробу матери. Нельсонъ слѣдуетъ за нею въ воображеніи; дивится милой, плѣнительной красотѣ ея… видитъ, что она провела ночь безпокойно: взоры ея томны, румянецъ на щекахъ блѣднѣе. Эльмина приближается къ кладбищу, отворяетъ решетку, подходитъ медленно ко гробу, обнимаетъ мраморъ…. Нельсонъ, простирая къ обелиску руки, бросается на колѣна и восклицаетъ въ упоеніи страсти и горести: по крайней мѣрѣ могъ плакать съ тобою!

Сильное волненіе сердца истощило въ немъ силы. Лицо его такъ перемѣнилось, что всѣ удивились, когда онъ сошелъ внизъ къ завтраку. Нельсонъ жаловался на головную боль и молчалъ. Но вдругъ произнесли имя Господина Б*… Онъ началъ слушать и узналъ, что Господинъ Б* уѣхалъ съ своею дочерью въ Саганъ (городокъ въ тридцати миляхъ отъ Вармбруна). Сія неожидаемая новость поразила его. Онъ самъ хотѣлъ ѣхать въ Гиршбергъ на всю осень, чтобы не встрѣчаться съ Эльминою; но вдругъ, не приготовясь, съ нею разлучишься; не имѣть возможности видѣть ее; лишиться всей Надежды на случай — сколько огорченій!… Нельсонъ жалѣлъ даже и о томъ, что не могъ убѣгать Эльмины: для него пріятно было жертвовать ей своимъ наслажденіемъ.

Онъ скоро отмѣнилъ ѣхать въ Гиршбергъ. Что бы заключили объ его отъѣздѣ? Какой найти предлогъ?… думалъ и не находилъ. Разумъ нашъ теряетъ всю силу свою, когда хотимъ доказать себѣ необходимость чего нибудь непріятнаго!

Нельсбнъ проводилъ время Эльминина отсутствія въ таинственной бесѣдкѣ своей; нѣсколько разъ въ день перечитывалъ ея записную книжку — думалъ объ одной Эльминѣ, о плѣнительномъ ея взорѣ, о звукѣ голоса, которой такъ сильно потрясъ его сердце; считалъ дни и минуты мучительной разлуки; наконецъ, заключивъ, что ей уже надобно быть въ дорогѣ, началъ опять находить пріятность въ своихъ прогулкахъ, и Вармбрунъ снова украсился въ глазахъ его.

Эльмина возвратилась. Господинъ Б* остался въ Вармбрунѣ обѣдать у одного пріятеля, которой удержалъ его и ночевать. Послѣ стола онъ сѣлъ играть въ пикетъ съ своимъ хозяиномъ, которой совѣтовалъ Эльминѣ итти въ садъ Госпожи Нельсонъ, и посмотрѣть, какъ онъ въ три мѣсяца перемѣнился. Я не знакомъ съ Госпожею Нельсонъ, отвѣчала Эльмина. — «Ее теперь нѣтъ дома; она въ гостяхъ у нашего сосѣда.» — Но впустятъ-ли меня въ садъ! — «Безъ сомнѣнія; онъ отворенъ для всѣхъ. На примѣръ, Англичанинъ Фриморъ всякой день въ немъ бываетъ.» — Фриморъ? — «Да; вы, я думаю, съ нимъ встрѣтитесь. Онъ недавно прошелъ мимо насъ и конечно въ садъ.» — Эльмина закраснѣлась, замѣшалась, подумала; наконецъ рѣшилась я пошла.

Она все еще почитала Фриморомъ Нельсона, и съ трепетомъ входитъ въ садъ, думая, что найдетъ въ немъ Англичанина. Ея замѣшательство увеличилось, когда она увидѣла, въ концѣ длинной алеи, прелестную малютку, дочь Нельсонову, которая тотчасъ подбежала къ ней и бросилась на руки. Эльмина приближилась къ забору цвѣтника, и вдругъ слышитъ крикъ, видитъ бѣгущихъ людей и пламя. Коралія испугалась и скрылась. Эльмина сѣла на дерновое. канапе въ пятидесяти шахахъ отъ забора. Нельсонъ, желая имѣть во всякое время года резеду и ясмины, построилъ въ своемъ садикѣ теплицу, которая отъ неосторожности садовника загорѣлась. Выломили дверь и въ минуту погасили огонь. Эльмина между тѣмъ, не видя пламени, вздумала осмотрѣть цвѣтникъ. Можно представить себѣ ея изумленіе, когда она увидѣла точно свой садикъ, свои ясмины и резеду! Духъ сихъ цвѣтовъ произвелъ неизъяснимое чувство въ ея сердцѣ; она вспомнила букетъ, орошенный слезами, и затрепетала…. Большіе ясминные кусты закрывали бесѣдку; дверь была растворена. Эльмина, которой никто не замѣтилъ, пошла туда. Вдругъ позади ее оказали громко: Господинъ Фриморъ! вы забыли свою трость. Эльмина вздрогнула, остановилась, раздp3; лила немного вѣтьви, и увидѣла молодаго человѣка въ траурѣ, совсѣмъ ей незнакомаго, которой, внявъ изъ рукъ садовника трость, вышелъ изъ саду. Эльмина поблѣднѣла, очарованіе разрушилось, призракъ блаженства исчезъ навѣки. Нещастная бросается въ бесѣдку, желая нѣсколько успокоиться…. Новое зрѣлище! Она въ своемъ кабинетѣ: вотъ голубыя кресла ея матери; вотъ пяльцы, покрытыя чернымъ флеромъ; вотъ ея стулъ и маленькой столикъ… одно только лишнее: Эльминины волосы подъ стекломъ. «Боже мой! воскликнула она, залившись слезами: какая любовь! а моя благодарность есть преступленіе!… Ахъ! я одна преступница! за чѣмъ искала его? Чувствительной, добродѣтельной человѣкъ! онъ пылалъ страстію, но убѣгалъ меня!»