Мехман - [26]

— Этот человек невиновен, и он должен быть оправдан. А клеветники понесут заслуженное наказание.

Кямилов повернулся всем корпусом к Вахидову:

— Я вижу, товарищ Вахидов, что лучше Муртузова мы никого не найдем для нашего района.

— Кямилов…

— Я уже сорок лет Кямилов. Надо по совести говорить открыто: какое бы решение ни выносили мы в райкоме или в исполкоме, Муртузов из кожи вылезет, но выполнит наше решение. Ему и в голову не придет мешать нам работать. Он не будет искать какие-то основания. «Посади!» — «Есть, посадить!» «Освободи!» — «Есть, освободить!» Муртузов не станет спорить с нами, не посеет меж нами рознь.

— Муртузов подчиняется мне. И только мне! — резко сказал Мехман, решив, что он ни в чем никогда не уступит этому «взбесившемуся вельможе». Следователь не имеет права что-либо делать втайне от прокурора.

— Ну что же, дорогой, пускай не имеет права… Но учиться ведь никому не стыдно. Ты молод, а он старый волк. Изучай обстановку, изучай жизнь. Так ведь тоже не годится, неудобно…

Кямилов смекнул, что слишком разгорячился. Прокурор оказался зубастым, лучше пока что кончить миром, замять дело. Но уже потом, в удобный, благоприятный момент, неожиданно нанести тяжелый, сокрушительный удар этому щенку. Любыми средствами Кямилов решил защищать своего подручного Муртузова, доказать, что у Мехмана нет причин сомневаться в следователе.

— Он старый юрист, — говорил Кямилов мягко. — Зачем растаптывать его, подрывать его авторитет в народе? Я дал ему лошадь, чтобы повысить его авторитет, а вы хотите свалить его с лошади и посмеяться над ним…

— У меня есть сведения о том, что Муртузов не совсем порядочный человек, — неожиданно сказал Вахидов. — Пускай новый прокурор это знает. Может быть, «пятно», о котором я говорил, замарало уже этого человека… Есть материалы, что этот кладовщик кооператива… как его… — Вахидов перелистал настольный блокнот и нашел фамилию, подчеркнутую дважды. — Да, Мамед-хан… что они большие друзья с Муртузовым, почти братья.

Кямилов заерзал на стуле. Несколько растерявшись, он сердито посмотрел на Мехмана и снова повернулся к секретарю райкома.

— Товарищ Вахидов, — сказал он, вытягивая шею, как будто помогая себе извлекать из глотки необходимые оправдания, — я сам, если вы хотите знать, не особенно уважаю Муртузова. Но если говорить по совести, я вас уверяю, что у него совесть чиста, как цветок… Больше десяти лет он работает здесь следователем: каждый, начиная от маленького ребенка и кончая стариком, знает его. Есть люди, которые верят ему, прямо боготворят его. Надо же быть объективным, — если человек плачет по имаму, пусть уронит слезу, оплакивая и езида. Не так ли? И потом, у всех этих элементов, арестованных следователем, сколько хочешь родных и друзей, все они скалят теперь на него зубы… Может быть, даже непрочь и оклеветать Муртузова… Вот, например, этот Саламатов. Он даст наличными сколько угодно тысяч рублей, только бы прекратить дело. А как же вы думаете? Не успел появиться новый прокурор, а секретарь прокуратуры уже преподнес ему дело Саламатова…

— Секретарь здесь ни при чем, — возразил Мехман. — Я сам обнаружил это нарушение…

Кямилов решил изменить тактику и применить еще один из своих испытанных приемов:

— Нашел! Раскрыл! Что ты раскрыл: контрреволюцию, что ли? — заорал он хриплым голосом и на его шее вздулись жилы. — Завтра же вынесем второе решение и предложим тебе безоговорочно выполнить первое решение. Вессалам! Все! А то три дня как приехал, а уже пытаешься свалить мизинцем меня человека величиной с гору. Мы по-отечески объясняем тебе, внушаем, а ты… кидаешься на нас чуть не с ножом…

— Я не буду выполнять незаконное решение. Я сообщу об этом прокурору республики.

Хотя Мехман даже не шевельнулся с места, он был исполнен такой гордой непоколебимой силы, что даже Кямилов понял это. «Молокосос» оказался непримиримым.

Но Кямилов все еще не сдавался:

— О, пощади нас, пожалей, умоляем, товарищ прокурор, будь милостив, мы такие слабые, беспомощные…

— Вы много лишнего наговорили, Кямилов, — рассердился Вахидов. — Надо быть сдержаннее.

Кямилов от удивления вытаращил глаза.

— Кому нужен пустой, бессмысленный шум и крик? — продолжал Вахидов. Разве этим можно доказать свою правду? Для чего, например, ты швыряешь камни в Джаббарзаде? Ведь этот человек работает и день, и ночь.

Ссориться с Вахидавым Кямилов не хотел. Он обуздал свой гнев и еще раз попытался привлечь секретаря райкома на свою сторону.

— Я и сам хотел бы быть сдержаннее. Но такова уж моя натура. Вы же видите, товарищ Вахидов? Вы же видите, как эти дети выводят меня, взрослого человека, из терпения. Немало ночей провел я в седле, рыская по этим горам. А для чего? Для того, чтобы построить новую жизнь. А теперь видите, как этот парень угрожает мне?.. Да, мне! Причем, обратите внимание, два-три дня как приехал, а уже в драку лезет. Ей-богу, точно как в деревнях говорят: когда наступает пора козлу умереть, он начинает тереться о дубинку пастуха. И этот вот в драку лезет! — Последние слова Кямилов произнес с трудом, как бы задыхаясь. — Разве можно выводить человека из терпения?.. Не успевает такой вот Мехман или Джаббарзаде азбуку выучить да галстук привязать, как начинает учить Кямилова…