Механизмы в голове - [29]

Шрифт
Интервал

— Ну полно, полно — нечего плакать, — поспешно произносит он, опасаясь сцены на людях.

К счастью, ситуацию разряжает официант, принесший мороженое. Рашвуд кладет подбородок на руки и смотрит через маленький столик на девушку, которая теперь поглощена розовой застывшей субстанцией у себя на тарелке. Его существо переполняет горечь. Будучи по натуре холодным и жестким, он, тем не менее, человек не такой уж недобрый, он не желает зла своей жене; дело лишь в том, что он не ощущает к ней сочувствия, не может отыскать в себе терпимости — его горечь направлена против судьбы, так дурно с ним обошедшейся. Он не может понять, почему за то, что он однажды увлекся хорошеньким личиком, ему полагается столь несоразмерное наказание. «Кто же мог предсказать, что все так обернется?» — устало размышляет он. Он рад, что ужин позади, что долгий, тяжелый день почти подошел к концу, что пора вновь передать его подопечную заботам врачей.

Машина поджидает их на улице перед отелем. Он испытывает глубокое облегчение от того, что Фрида не протестует против возвращения в клинику. Благодарность вызывает в нем более теплые чувства к ней, нежели те, что он испытывал весь день; в сумеречном уединении машины он прикасается к ее руке.

— Ты мне так и не показал свою комнату в отеле, — внезапно восклицает она, когда они начинают взбираться по крутой, извилистой дороге от озера.

Вот он, этот опасный момент, момент, которого он опасается. Но впереди уже показались фонари клиники; он спасен.

— Боюсь, я не смогу остановиться, — ровно говорит он. — Мне придется вернуться в контору. Сейчас как раз такое время, что мне нелегко отлучиться даже на несколько дней.

В машине воцаряется мертвая тишина. Даже он, при всей своей прозаичности и замкнутости, ощущает бремя тишины. «Почему она ничего не скажет?» — размышляет он, вглядываясь в эту отстраненную белизну — ее лицо. Машина резко описывает последний поворот, и их тела бросает друг к другу.

Внезапно она хватает его за плечи обеими руками; его удивляет сила ее пальцев, он чувствует, как эти заостренные пальцы через пиджак и рубашку впиваются в его тело.

— Ты не можешь меня тут бросить… Ты обязан забрать меня с собой! — пронзительно вскрикивает она, прижимаясь к его груди.

— Послушай, Фрида, давай же рассуждать разумно. Тебе прекрасно известно, что я не могу тебя забрать — врачи говорят, что пока тебе следует оставаться тут.

Он пытается оторвать ее пальцы от себя; однако ему не удается поймать ее руки, которые, словно отчаявшиеся воробышки, колотятся повсюду вокруг, царапают его рукав, лацканы, галстук, даже его лицо. Он не в состоянии ничего поделать — лишь тупо защищается от этих царапающихся, колотящихся рук, оглушенный и возмущенный этим прерывистым высоким голоском, который наполняет закрытую машину нескончаемыми, бессвязными рыданиями.

Они уже подъехали ко входу в клинику. Шофер открывает дверцу машины и заглядывает внутрь, потом быстро захлопывает дверцу снова, пробормотав: «Одну секунду, мсье». Он, видимо, отнюдь не обескуражен тем, что видит в машине; вероятно, подобные вещи для него — дело вполне привычное. Он возвращается почти сразу с двумя медсестрами. «Если вы, мсье, сойдете тут, так будет лучше всего», — говорит он, практичный и деловитый, смущенному мужу.

Сестры готовятся схватить Фриду на случай, если она попытается воспрепятствовать этому шагу. Однако она, словно автоматически потеряв надежду при виде обладающих властью, уже прекратила всякое сопротивление, перестала вести себя агрессивно, беспомощно сжалась в углу, вялая, словно кукла, со слезами, бегущими по щекам.

Мистер Рашвуд выходит, машинально приводя в порядок растрепанный костюм. Машина быстро едет дальше.

— Ах ты, дурочка! — довольно мягко говорит одна из сестер рыдающей девушке. — Теперь тебе прямая дорога в «La Pinede».

Они подъезжают к дому в сосняке и ждут, пока откроют дверь. Женщины в белом поддерживают Фриду, та плачет и трясется до того сильно, что едва стоит на ногах. Над дверью включается свет, становится видно ее лицо, блестящее от слез, словно лицо человека, только-только появляющегося из воды. Шофер равнодушно наблюдает за тем, как троица входит и дверь за ними запирается.

В прихожей, неярко освещенной, кто-то выдвигается из теней и приближается к группе. Это мисс Свонсон, долгое время терпеливо ожидавшая этого момента. Одетая в синее вязаное платье точно такого же фасона, что и сиреневое, бывшее на ней прежде, она подходит к девушке и, не обращая никакого внимания на сестер, заключает ее в сочувственные, торжествующие объятия.

СКОРО КОНЕЦ

перев. В. Нугатова

Прошло три дня, с тех пор как я получила официальное уведомление о своем приговоре, и эти три дня прошли, как во сне, словно в бреду.

Письмо было отослано по почте обычным способом и доставлено после полудня. Как ни странно, днем я даже повеселела, хотя уже давно пребывала в унынии. Светило солнце, и стояла чудесная, безветренная погода — был один из тех дней ранней весны, что порой вселяют в нас надежду после долгой, суровой зимы. Прекрасная погода заставила меня выйти из дому: ведь обидно сидеть взаперти, наедине со своими заботами, когда внешний мир преисполнен жизни и солнечного света. Я пошла через поля к лесистому холму. Это всегда был мой любимый маршрут, и по пути я с удивлением подумала, что давно уже не гуляла этой дорогой, что привычки мои изменились, да и сама я стала другой, с тех пор как на меня завели дело.


Еще от автора Анна Каван
Лед

«Лед» (1967) — главный роман британской писательницы Анны Каван, которую при жизни сравнивали с Вирджинией Вульф и называли сестрой Кафки. Критики считают Каван основоположницей жанра slipstream («завихрение») — литературы фантазийного воображения, где причинно-следственные связи держатся на волоске, а обостренные до предела чувства несравнимо важнее логики. В ее романах вполне реалистичное изображение вдруг подергивается рябью, и из глубины подсознания всплывают на поверхность неожиданные образы и картины.


Рекомендуем почитать
Обрывки из реальностей. ПоТегуРим

Это не книжка – записи из личного дневника. Точнее только те, у которых стоит пометка «Рим». То есть они написаны в Риме и чаще всего они о Риме. На протяжении лет эти заметки о погоде, бытовые сценки, цитаты из трудов, с которыми я провожу время, были доступны только моим друзьям онлайн. Но благодаря их вниманию, увидела свет книга «Моя Италия». Так я решила издать и эти тексты: быть может, кому-то покажется занятным побывать «за кулисами» бестселлера.


Post Scriptum

Роман «Post Scriptum», это два параллельно идущих повествования. Французский телеоператор Вивьен Остфаллер, потерявший вкус к жизни из-за смерти жены, по заданию редакции, отправляется в Москву, 19 августа 1991 года, чтобы снять события, происходящие в Советском Союзе. Русский промышленник, Антон Андреевич Смыковский, осенью 1900 года, начинает свой долгий путь от успешного основателя завода фарфора, до сумасшедшего в лечебнице для бездомных. Теряя семью, лучшего друга, нажитое состояние и даже собственное имя. Что может их объединять? И какую тайну откроют читатели вместе с Вивьеном на последних страницах романа. Роман написан в соавторстве французского и русского писателей, Марианны Рябман и Жоффруа Вирио.


Кисмет

«Кто лучше знает тебя: приложение в смартфоне или ты сама?» Анна так сильно сомневается в себе, а заодно и в своем бойфренде — хотя тот уже решился сделать ей предложение! — что предпочитает переложить ответственность за свою жизнь на электронную сваху «Кисмет», обещающую подбор идеальной пары. И с этого момента все идет наперекосяк…


Топос и хронос бессознательного: новые открытия

Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.


Овсяная и прочая сетевая мелочь № 16

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шаатуты-баатуты

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дом Аниты

«Дом Аниты» — эротический роман о Холокосте. Эту книгу написал в Нью-Йорке на английском языке родившийся в Ленинграде художник Борис Лурье (1924–2008). 5 лет он провел в нацистских концлагерях, в том числе в Бухенвальде. Почти вся его семья погибла. Борис Лурье чудом уцелел и уехал в США. Роман о сексуальном концлагере в центре Нью-Йорка был опубликован в 2010 году, после смерти автора. Дом Аниты — сексуальный концлагерь в центре Нью-Йорка. Рабы угождают госпожам, выполняя их прихоти. Здесь же обитают призраки убитых евреев.


Некрофил

От издателя Книги Витткоп поражают смертельным великолепием стиля. «Некрофил» — ослепительная повесть о невозможной любви — нисколько не утратил своей взрывной силы.Le TempsПроза Витткоп сродни кинематографу. Между короткими, искусно смонтированными сценами зияют пробелы, подобные темным ущельям.Die ZeitГабриэль Витткоп принадлежит к числу писателей, которые больше всего любят повороты, изгибы и лабиринты. Но ей всегда удавалось дойти до самого конца.Lire.


Мать и сын

«Мать и сын» — исповедальный и парадоксальный роман знаменитого голландского писателя Герарда Реве (1923–2006), известного российским читателям по книгам «Милые мальчики» и «По дороге к концу». Мать — это святая Дева Мария, а сын — сам Реве. Писатель рассказывает о своем зародившемся в юности интересе к католической церкви и, в конечном итоге, о принятии крещения. По словам Реве, такой исход был неизбежен, хотя и шел вразрез с коммунистическим воспитанием и его открытой гомосексуальностью. Единственным препятствием, которое Реве пришлось преодолеть для того, чтобы быть принятым в лоно церкви, являлось его отвращение к католикам.


Ангелы с плетками

Без малого 20 лет Диана Кочубей де Богарнэ (1918–1989), дочь князя Евгения Кочубея, была спутницей Жоржа Батая. Она опубликовала лишь одну книгу «Ангелы с плетками» (1955). В этом «порочном» романе, который вышел в знаменитом издательстве Olympia Press и был запрещен цензурой, слышны отголоски текстов Батая. Июнь 1866 года. Юная Виктория приветствует Кеннета и Анджелу — родственников, которые возвращаются в Англию после долгого пребывания в Индии. Никто в усадьбе не подозревает, что новые друзья, которых девочка боготворит, решили открыть ей тайны любовных наслаждений.