Механика сердца - [43]

В тот день, когда Джо их узнал, он испугался так, что уже не смог пугать других. Однажды ночью, после работы, он решил избавиться от часов и, сунув их под мышку, отправился на кладбище Сан-Фелипе. Мы вряд ли узнаем, что им руководило — почтение ли к усопшему или обыкновенное суеверие, но факт остается фактом: он возложил часы на заброшенную с некоторых пор могилу малыша Джека.

Мисс Акация покинула «Экстраординариум» в начале октября 1892 года. И в тот же октябрьский день с могилы на кладбище Сан-Фелипе исчезли часы. А Джо так и остался работать «страшилой» в «Поезде призраков», хотя его самого до конца дней мучил призрак исчезнувшей навсегда Мисс Акации.

Что же касается Мисс Акации, то она отправилась в турне по Европе, взяв сценическое имя своей бабки; ее обжигающие песни звучали в кабаре многих стран. Десятью годами позже она приехала на гастроли в Париж, и ее как будто видели там в зале кинематографа, где шел показ «Путешествия на Луну» некоего Жоржа Мельеса, великого предтечи кино и плюс к тому гениального изобретателя. Они с Мисс Акацией вроде бы несколько минут о чем-то поговорили после сеанса, и он подарил ей свою книгу «Человек-трюк».

Спустя неделю сердечные часы обнаружились снова — в этот раз на крыльце одного старого эдинбургского дома. Они были завернуты в белую ткань и напоминали сверток с младенцем, какие обычно приносит аист.

Ходики пролежали на циновке много часов, пока на них не наткнулись Анна и Луна. Девицы заняли этот пустующий дом и устроили в нем сиротский приют, куда принимали всех детей без разбора, даже таких старых, как Артур.

После кончины Мадлен его позвоночник заржавел окончательно. Теперь он скрипел при малейшем движении. Артур начал всерьез бояться холода и дождя. А часы закончили свои странствия на тумбочке возле его кровати, рядом с книгой «Человек-трюк».

Жеанна д'Анси так никогда больше и не увидела часов-сердца, зато отыскала путь к сердцу Мельеса. Они открыли лавку игрушек с сюрпризами и других забавных штуковин поблизости от Монпарнасского вокзала и прожили вместе весь свой век до самой смерти. К тому времени великого Мельеса все уже давным-давно забыли, и одна только Жеанна продолжала слушать, затаив дыхание, его истории про человека с часами вместо сердца и прочих загадочных монстров.

Вернемся к нашему герою. Он так и не перестал расти: все рос и рос. Но ему не удалось оправиться от потери Мисс Акации. По ночам — и только по ночам — он выходил из дому и бродил вокруг «Экстраординариума», в тени ярмарочных балаганов. Однако этот полупризрак никогда больше не переступал их порога.

В конце концов он вернулся туда, откуда уехал, — в Эдинбург. Город остался точно таким, каким он его помнил, — казалось, время здесь застыло навсегда. Он взобрался на холм — точно так же, как взбирался ребенком. Набрякшие от сырости снежные хлопья ложились ему на плечи тяжело, словно мертвецы. Ветер вылизывал дряхлый вулкан с верхушки до подножия, и его ледяной язык то и дело протыкал завесу тумана. Это был не самый холодный день на свете, но вроде того. В снежной круговерти вдруг послышался звук шагов. Ему почудилось, будто он узнаёт силуэт на правом склоне холма. Взбаламученные ветром кудри и эта знакомая, слегка развинченная поступь недовольной куклы… Еще один сон наяву, — сказал он себе.

Когда он отворил дверь дома своего детства, все часы Мадлен безмолвствовали. Анна и Луна, две его размалеванные названые тетки, с большим трудом узнали того, кто теперь и впрямь не мог уже называться Little Jack. Пришлось ему затянуть «Oh When the Saints», и лишь после этого обе изрядно усохшие девицы бросились его обнимать. Луна медленно повторила ему содержание первого их письма, того самого, которое он так и не получил, и попутно созналась, что все следующие послания были написаны ими. Не дожидаясь, пока молчание взорвет дом, Анна крепко сжала руку Джека и подвела его к постели Артура.

Вот тут-то старик и открыл Джеку тайну его жизни.

— Без часов Мадлен ты ни за что не пережил бы самый холодный день на свете. Но по прошествии нескольких месяцев твое собственное сердце из плоти и крови уже вполне способно было работать самостоятельно. Мадлен могла бы удалить часы, как удаляла швы после операций. Честно говоря, ей так и следовало поступить. Ни одна семья не решалась тебя усыновить, услышав тиканье этого дурацкого механизма, торчавшего из твоей груди. Но со временем Мадлен к тебе привязалась. Она смотрела на тебя как на крошечное слабенькое существо, которое нужно оберегать любой ценой, и эти ходики были чем-то вроде пуповины, соединявшей тебя с ней. Мадлен ужасно боялась того дня, когда ты станешь взрослым. И все пробовала настроить механику твоего сердца таким образом, чтобы вечно держать тебя при себе. Она уверяла нас, что не станет переживать, если тебе тоже случится когда-нибудь страдать из-за любви, ибо так уж устроена жизнь. Но это ей не удалось.