Механическое стаккато - [5]

— А… м… — голос не слушался Ребекку. На нее напал приступ панического стеснения, она до боли сжимала пальцами свои плечи и в ночной рубашке до пола чувствовала себя словно голой под взглядом холодных глаз сестры. — А где Сэм? Вчера он провожал меня…

Идеальное начало дня испортил личный шофер доктора. Сколько денег на него ни тратилось, а точности добиться никак не удавалось. Конечно, доктор Штейн прекрасно представлял, что творится на лондонских дорогах, и ночной дождь, очевидно, не улучшал ситуацию, но все же, почему шофер не может просто приезжать заранее?

Осеннее солнце грело черную ткань плаща, дробилось в лужах, но ветер был холоден и забирался за ворот, рискуя сдуть цилиндр с головы Бернардта. Он мог вернуться в дом, скорее всего, это было бы разумнее, чем дожидаться кэб у порога, тем более, что доктор не жаловал уличную суету, но стоило как-то призвать шофера к порядку.

Поймать другой кэб доктор смог только через пятнадцать минут, а это значило, что по приезду в клинику придется выбирать, что сократить: время на размеренное наведение порядка в делах лечебницы, минус пара важных звонков, или пара не отвеченных писем, или же сократить утренний обход.

Главврач не обходил каждого пациента, некоторых он видел лишь раз за месяц. Обычно это были чьи-то родственники, которых просто спрятали в стенах психушки. Конечно же, все из влиятельных и богатых семей, иначе бы, просто не смогли себе позволить такой уникальный выход — полный пансион, хорошие условия, статус душевнобольного, сохранение тайны. Главным образом доход клиники держался на них — на надоевших женах, на престарелых родственниках, на мешающих братьях, на слишком болтливых любовниках. Кого-то вовсе не лечили, кому-то — о да, быть успешным бизнесменом и быть ангелом невозможно — помогали действительно стать немного безумным и потерять всякий шанс когда-то выписаться. Все решали деньги.

Но были у доктора Штейна и жемчужины его коллекции, некоторых действительно интересных психов он содержал на свои средства, и свидания с ними ждал с нетерпением. Сегодня, как раз было запланировано одно.

Бернард положил на стол так и не прочитанную газету, краем глаза зацепив заголовок 'Механические органы теперь стоят жизней', потом посмотрел на внушительную стопку бумаг, принесенных секретарем, и снова вернулся к газете. Первые строки были таковы: 'Вот уже третье зверское убийство в верхнем Ист-Сайде'…

Резко зазвенел телефон, доктор поднял трубку.

Сестра железной хваткой держала Ребекку за локоть. Девушка, переступая порог, было кинулась за защитой к женщине, но та тут же пресекла это движение, и теперь ее пальцы холодным обручем сжимали ее руку, провожая в столовую.

Ребекка никак не могла справиться с сердцем, испуганно колотящимся между ребрами и стальным корпусом механического легкого. Удары первого и поскрипывание второго отдавались у девушки в горле, она с трудом могла дышать, проходя мимо столов с пациентами.

Старалась не смотреть на них. Кто-то и на нее не обращал никакого внимания, пребывая в своем мире, а кто-то напротив, вполне осознанно разглядывал. Ребекка и не сомневалась, что не сможет съесть ни кусочка. Лишь бы сегодня ей позволили хоть глоток свежего воздуха!

— Ваше место, — сестра усадила ее на стул перед подносом с невзрачной едой. — Поторопитесь, вы первая записаны на прием к доктору Стрингеру.

Получив уже рассерженную отповедь за вопрос о медбрате Сэме, Ребекка не стала спрашивать о докторе Штейне. Она взяла ложку, только потому, что сестра все еще стояла рядом и сверлила ее взглядом. Серая масса каши налипла на металл, девушку замутило. Возможно, еда и не была плоха, но у Ребекки отчаянно кружилась голова. Она отложила ложку.

— Вы же понимаете, что вам лучше есть по-хорошему? — сестра указала на белую дверь в конце столовой, что-то подразумевая этим жестом и таинственной комнатой, но Ребекка не могла знать, что. Лишь женщина, сидящая рядом, надрывно всхлипнула и неловко зачерпнула непослушной рукой полную ложку каши.

— Да, и вам хорошего дня, — Бернард положил трубку. Телефонный разговор сожрал полчаса драгоценного времени. — Черт!

Если бы не любовь к своей работе, доктор Штейн давно бы уже сорвался. Иногда кольцо обязанностей так сжимало его, что он сбегал в иллюзорные миры своих настоящих пациентов. Бернардт без надобности выровнял бумаги, сдвинул папку в угол стола. Утренняя газета упала на пол. Сегодня кабинет раздражал, давил даже, а ведь он, как и дом на Чарлинг Кросс, должны оставаться некой крепостью, только его территорией.

Как это ни было странно, но доктор, несмотря на свой характер, имел очень много знакомств. Он постоянно находился среди людей. Когда выдавалось затишье между работой в клинике, ее меценатами, обустройством, пациентами, на доктора наскакивал светский мир, без репутаци в котором не мог существовать ни один уважаемый человек. Сутки Бернардта растягивались до бесконечности благодаря ежедневным сотням дел и тысячам разных контактов.

Подобие уединения он получал лишь на приеме с некоторыми своими пациентами, на операциях, практикуя в одной небольшой больнице. Еще у Бернардта был час перед сном, когда он возвращался домой глубоко за полночь, и час утром: его зарядка, его неторопливый завтрак и сигарета.