Механическое стаккато - [4]

Шрифт
Интервал

— Как вы определяете этот распорядок? — доктор Штейн протянул девушке руку и все же отвел взгляд, случайно скользнув по ее обнаженной груди. — Почему именно после двух?

Ребекка повисла на руке Бернардта так же, как и тогда, когда Сэм выводил ее из кабинета. Она сосредоточенно молчала, пока они не пересекли порог ванны. Молчала еще с минуту, пока не успокоилась дрожь, после чего девушка отпустила доктора и поспешно отошла.

— Дядя сказал просто так про два часа. Я предпочитаю выходить в город, когда сама считаю это нужным. У меня нет распорядка. Подождите за дверью пятнадцать минут.

— Хорошо. И все же, я могу позволить вам выходить только в свободное время. И возвращаться вы должны до отбоя, — Бернардт задумался, потом все же спросил, — Подобные припадки часто случаются?

— Припадки?

— Дрожь, нарушение мелкой моторики, нарушение координации, — пояснил он.

— Ничего такого нет! Руки — от этого ужасного аппарата во мне. Дрожь — мне страшно, — Ребекка пожала плечами, ей все происходящее в ее голове казалось предельно простым. — Я люблю новые места, но не люблю быть в них узницей, — девушка повернулась к доктору спиной, и ее руки принялись расстегивать юбку. — Я хочу выйти завтра. Сейчас оставь меня, мне не нравится твой запах.

— Тогда до завтра, Ребекка, — Бернард изобразил свою 'понимающую' улыбку, хоть девушка и не видела его, и закрыл дверь, выходя из ванны, а потом и из палаты. Ненормальная ли она? Всего лишь путает имена, да чуток несвязно говорит, в этом городе таких людей довольно много, и никто не считает их 'блаженными'. Видно, благосостояние человечества уже так велико, что подобные мелочи воспринимают слишком серьезно. Или же чем-то она мешала своему дядюшке, помимо чудных речей.

Закрыв дверь, ведущую в общее отделение, он зачем-то повторил:

— До завтра, Ребекка.

* * *

Доктор Бернардт Штейн сквозь чуткий сон услышал, как щелкнул язычок замка входной двери. Его дом на Чаринг Кросс безмолвствовал, так что поворот ключа экономки служил отличным будильником, тем более, что миссис Истер Хемлет, уходила всегда в одно и то же время.

Он разомкнул веки, тут же просыпаясь, скидывая малейшие остатки сонности. Жестом без толики сомнения, не глядя, взял с прикроватной тумбочки очки. Спустил ноги с кровати, пара шагов, потянулся. Расшитые бордовые шторы окрашивали утренний свет в красный, плотные рамы не пропускали ни звука уличной жизни.

Доктор сделал короткую, но неторопливую зарядку. Почувствовав, как проснулся и заработал каждый мускул в его сухопаром теле, как утренняя прохлада отступила, и стало немного жарко, он посмотрел на часы. Без надобности, просто ему доставляло это удовольствие — ровно шесть утра.

На стуле лежал длинный халат, рядом домашние туфли. Миссис Истер Хемлет была идеальна, Бернардт слышал поворот ее ключа, но не то, как аккуратно она укладывает поутру его халат, как ставит туфли перпендикулярно стулу, как накрывает для него завтрак в соседней комнате.


Ребекка вздрогнула во сне, и эта неожиданная судорога пробудила ее. Она тут же села в кровати, механическое легкое отозвалось постукиванием в панически вздернутом с простыней теле. Понадобилось несколько секунд, что бы сообразить, где она находится. В комнате было холодно, бело и неуютно. Казенная кровать не плоха, удобна, девушка знавала ложа куда хуже, но сегодня ее спина ужасно ныла, Ребекка чувствовала себя избито. Сколько времени? В палате, конечно же, не было часов.

Поджимая от холода пальцы ступней, она подошла к окну, что выходило на высокую стену, за которой только чуть-чуть виднелись верхушки крон тополей. Ребекка развернулась, вновь оглядывая всю комнату, которую совершенно не помнила ее со вчерашнего вечера.


Свежую газету доктор Штейн отложил в сторону, решив сначала просмотреть письма. Он уже выпил кофе, легко позавтракал и теперь курил, без интереса просматривая корреспонденцию. Чаще это были письма из клубов, в которых доктор состоял, но был редким гостем, приглашения на лекции, симпозиумы. Последние были немного интересней, иногда попадалось что-то действительно стоящее, вот как сейчас — приглашение на симпозиум по трансплантационной хирургии.

Протезы рук с высокой точностью. Как и любая новация в механизации человеческого дела — палка о двух концах. Впрочем, доктор Штейн не был тем, кто волновался о людях оставшихся за бортом прогресса и кого заменили автоматонами. Обе его специальности оставались на высоте востребованности.

Прежде всего, Бернард был хирургом, он часто практиковал, уже больше для себя, так как его новое детище — психиатрическая лечебница, отнимала все больше и больше времени.


Когда вошла сестра, Ребекка все еще стояла, растерянная, у окна, обнимая себя озябшими руками. Конечно же, работница лечебницы не постучалась, не спросила разрешения войти. Она критично осмотрела Ребекку, отнюдь не пытаясь понять, что за человек перед ней и насколько девушка больна. Это скорее был взгляд, окидывающий некий предмет. Сестра лишь оценивала, в порядке ли пациентка, одета ли.

— Одевайтесь, мисс… — высокая женщина, с грубым лицом, заглянула в блокнот, — Локхарт. Я провожу вас на завтрак. Поторапливайтесь.


Еще от автора Анастасия Валериевна Кашен-Баженова
История миров: Блуждающие огни

Великая сеть Путей, соединяющих множество миров — чудо, превращенное в дело, точную машину, в мафию межмирового масштаба. Глава сети — великий Странник, хозяин неприступной монополии, легенда. Его прозвище — Дракон, вовсе не комплимент, а дань ненасытности и жесткой руке. Его угодья полны разных людей — больших и значимых, как ходоки между мирами; полезных, как верные солдаты и ученые; маленьких о которых и говорить не стоит. Но среди них нет ни одного, кто не мечтал бы о драконьей голове. Сильнейшие странники, могущественные конкуренты, подлые друзья… однажды в кабинет к Дракону попадает она — самый маленький и незаметный человек базы.


Рекомендуем почитать
На ступеньках не сидят, по ступенькам ходят. Том III. Державин. Лермонтов. Фет. Тютчев. Крылов

Эта третья книга нравственно-патриотического цикла «Я – русский, какой восторг» – посвящена творчеству Державина, Лермонтова, Фета, Тютчева, Крылова.


Мой ломтик счастья

…а этот пес пах счастьем и улыбался. Да еще как! Он будто бы весь светился, так радовала его встреча с невысоким мальчуганом, замершим от удивления на крыльце. А когда он во всю ширину растянул свою пасть, показав все свои крепкие зубы, да вслед так быстро завилял хвостом, да так отчаянно, что перепуганные таким чудовищем, как им показалось, куры врассыпную, с сердитым кудахтаньем, смешавшись с обалдевшими гусями, вмиг исчезли с моих глаз.


Там чудеса…

Книга великих преданий и легенд. Они поэтичны и мудры, прекрасны и богаты. Словно корабли, легенды странствуют по волнам времени и несут грядущим поколениям драгоценный груз – учат верить, любить и не сдаваться. Соломон и Суламифь, Рыцарь Роланд и король Артур, Тристан и Изольда.… замок Камелот, волшебник Мерлин и фея Моргана. На страницах книги оживут эти образы в своей первозданной свежести.


На ступеньках не сидят, по ступенькам ходят

Редкая по выразительности книга о русских писателях, которые верили, любили, творили. Авторы предлагают движение по незримой лестнице, ведущей на Олимп живого русского слова. По ней великие имена ушли в вечность, где нет первых и последних, а все равны и все одинаковы. Она написана лично для каждого, кто желает заново открыть для себя литературное наследие России.


Библейские предания. От Давида и Соломона до вавилонского плена

Ветхий Завет – гениальный памятник мысли, истории, веры; энциклопедическая летопись наших праотцов и нескончаемая галерея художественных образов и заповедей высокого порядка: «перестаньте делать зло, научитесь делать добро, ищите правды, защищайте сироту, вступайтесь за вдову… удалите злые деяния». В преданиях Ветхого Завета заложена простая мысль – мир развивается не в результате войны и зла, а как итог любви и добра. Данный том содержит новые предания, не вошедшие в том 1.


Библейские предания. От Адама и Евы до могучего Самсона

Память многих поколений бережно сохранила и передала нам предания о сотворении мира, имена пророков и тексты притч, красоту великих праздников и древнего календаря, по которому веками люди жили, растили хлеб, играли свадьбы и точно знали, каким именем назвать своих детей. Ветхозаветные предания – первоисточник, которым питалась вся великая русская литературная классика, исключительно духовная по своему содержанию. Без этих знаний невозможно в полной мере постичь Пушкина, Гоголя, Достоевского…