Механическое стаккато - [17]

— Даже не знаю, радоваться ли мне, что я не в участке, или нет, — сев не без труда, она подтянула колени к груди, обняла их руками.

Ее платья были бедны и скромны, но лучше белья, скрытого от посторонних глаз. Оно же было таким перештопанным и истончившимся от жесткой воды, что голой показаться не так уж стыдно, нежели в нем.

Бернардт сидел за небольшим столиком. Он читал книгу, будто нарочито не спеша обратить внимания на девушку, и ел ножку курицы. Так же Бекка приметила и остальные части запечной птицы на подносе, а еще картофель и хлеб. Уловила аромат горячего глинтвейна, пряный и обволакивающий, обещающий согреть.

— Я бы хотела одеться, — сказала она громче. — За мной могли следить, нам не стоило показываться вместе!

— Я внес тебя через черный вход, сам вошел через парадный, — Бернардт махнул куриной ножкой на бордовое что-то, скорее напоминающее зимний плащ, чем предмет домашнего гардероба. — Накинь пока мой халат, твоя одежда в сушке. А еще иди и поешь, а то эффект от твоего выступления смазался.

Доктор захлопнул книгу, и пристально оглядев девушку, добавил:

— Тебя на работе не кормят и не одевают? Осеннее пальто для зимы уже более чем бесполезно.

— Как только подсохнет одежда — я уйду, — Бекка осторожно встала и укуталась в халат. — Вы все еще надеялись пополнить свою коллекцию тайн?

Она опустилась на стул напротив. Ее тонкие руки белеющие на фоне бордовой ткани, торопливо налили глинтвейн в бокал. Ребекка осушила его несколькими глотками, потом положила себе картошки.

— Боже, просто какая-то форма проституции! — воскликнула она, принимаясь за еду. Ей хотелось бы быть более изящной, более сдержанной, но она слишком изголодалась. — Мне печально осознавать, что я в ваших глазах лишь возможность потешить хобби.

— Это скорее форма издевательства, — мужчина поправил манжет рубашки, будто чего-то от нее ожидая. — Сначала морочить мне голову полгода, грубо инсценируя расстройство, потом считаться мертвой, а потом явиться снова и упорно молчать, предупреждая об опасностях, которые могут вообще никогда не случиться. Может, хватит загадок?

— Извините, но вас в этой истории мне жаль меньше всего, — ответила Ребекка, больше думая о том, как восхитительна курица.

Доктор терпеливо ждал, когда она насытится. Он поднялся, и Ребекка проследила глазами за тем, как он подошел к окну, задернул плотные расшитые шторы. И хоть уже стемнело, комната погрузилась в еще более волнующий полумрак.

— Хотите знать, каково мне было у вас 'наблюдаться'? — сказала она, отпила еще глинтвейна и окончательно повернулась к доктору. — Каково, помимо действительно серьезных и опасных сделок, еще строить из себя больную? Стараться держаться на грани помешательства и адекватного состояния, чтобы меня выпускали? Реальность вообще уходит, да и все эти процедуры не облегчали мне жизни! Мертвой я оказалась? Да вам-то что? Вам разошедшиеся после дороги швы в подвале ржавой иглой по живому штопали? Вы потом в этом же подвале задыхались, чаще мечтая, чтобы эта жизнь уже закончилась, чем о том, чтобы продолжалась? Вам ли теперь жить с мыслью, что для вашего прикрытия изуродовали мертвую женщину, бросили ее тело на улицу, без права быть похороненной друзьями? А теперь еще рассказывать вам все? Давайте еще и вас уберут из-за моей болтливости, это мне подбавит мук в аду! Зато ваша коллекция баек пополнится! Ребекка порывисто встала, откидывая на стол салфетку. Но сделала лишь шаг, замерла, будто осознавая выпаленные в гневе слова.

— Сказала первую половину, говори и вторую! — доктор понял, что ее решимость пошатнулась, сам сделал шаг ближе. — И прекрати истерику, конечно, я не знаю о твоих страданиях, я вообще ничего о тебе не знаю!

— Зачем вам это? — уже совершенно спокойно, даже будто ощущая вину, спросила Ребекка.

— О, ну не начинай снова, — Бернардт сжал виски пальцами, его движения становились все резче, будто у кота, которому надоело аккуратно играться с мышкой, и уже пора схватить свою маленькую жертву, — Наверняка дело в чем-то простом, раз это не маньяк. Что это? Контрабанда, государственная диверсия, разборки бандитских шаек, шпионаж за новыми разработками, чистка нелегальной партии органов?! Я просто хочу знать, разве не достаточная причина? Скажи, и можем сделать вид, будто ты остаешься мертвой, и я ничего не знаю о тебе. Выпущу через черный ход, и не буду даже вспоминать о тебе!

Доктор оказался еще ближе, нависая над девушкой, крайне раздраженный. Похоже, что он сорвался, как и Ребекка минутой раньше.

— А вы ведь тоже кругом меня дурили, — ее еле слышный шепот прошелестел чуть громче, чем дорогая ткань халата от опущенных на колени бледных рук. — Слушали, делали вид, что пытаетесь помочь, речь такую красивую про слова сказали. Пока я строила из себя шизофреничку, вы прикидывались, что у вас есть сердце. Маскировались под человека, которого можно было бы полюбить. Но сейчас вы так наседаете на меня с вопросами, что я, кажется, могу поверить, что с вас и пытать меня станется! Можете попробовать, если так желаете…

Ребекка выдохнула, ее тонкая фигура сгорбилась, будто на нее давила тень склонившегося над ней Бернардта.