Механический хэппи-лэнд - [10]

– Что же они натворили! – восклицал он. – Эта равнина зеленела и плодоносила миллион лет, давала жизнь. А они выпотрошили ее в погоне за минералами! Горы на юге были стройными и прекрасными. Так они снесли с них вершины и разорили склоны! Это и есть ваш план колонизации Марса? Неужели такими видами я должен наслаждаться по возвращении из ссылки?

* * *

Керак умолк. Бессловесный и неприметный по сравнению с долговязым худым музыкантом, синекожий юпитерианец не проронил ни слова.

Лицо изгнанника было изрезано тонкой стенкой морщинок. Сухое коричневатое птицеподобное лицо с орлиным профилем и зорким взглядом. От него веяло неизъяснимой таинственностью и печалью. И вот он смотрел на лики десяти миллионов вымерших марсиан, вопиющих, умоляющих его лишь об одном. Об отмщении. Только и всего.

– Вон там, – сказал Керак, показывая рукой. – Видишь, где река стекает с холмов?

Юпитерианец стиснул толстые губы и промолчал. Ссылка продолжалась.

– Я родился неподалеку от устья этой реки, там, где лиловые горы. Посмотри на нее! За двадцать лет ее загадили дымом, копотью, грязью и превратили в канализационный сток!

– На Земле во времена Клондайка было так же плохо, – выпалил юпитерианец, заговорив в первый раз за все время. – Здесь такая же лихорадка, только побольше размахом. Цель оправдывает средства!

Небольшой юпитерианский корабль пропахал по грунту и, покачиваясь, остановился. Люки распахнулись. Спустя секунды Керак ступил на марсианскую землю впервые за двадцать лет. Это была та же губчатая почва, пропитанная запахом влажности, по которой некогда бегали его детские ступни, но теперь она была завалена мусором, изрыта, искромсана реактивными струями космических кораблей и запятнана машинным маслом.

Керак остановился, оглядываясь по сторонам. Аудиовышки, понатыканные в разных местах посадочной площадки, изрыгали музыку – кошачий концерт из трескучих юпитерианских песен. Керак ругнулся и ударил ногой.

Пустая бутылка из-под утаны загремела, подпрыгивая, по полю.

Они покинули космопорт и пришли в город по узким улочкам-переулкам, от которых несло пахучим юпитерианским кормом. Хохот отдавался эхом в горбатых извилистых улицах. Раздавался звон битого стекла. Время от времени грохотал выстрел, несущий смерть, сливаясь с гулом чужого города. Юпитерианец показал на убогое строение.

– Можешь тут переночевать.

– Спасибо, не надо. – Керак развернулся и зашагал прочь, на окраину, где змеилась речка, стекающая с лиловых гор. – Я пойду туда, где дышится.

Юпитерианец не пошел за ним, а только проворчал:

– Если ты не будешь являться раз в день с докладом, Совет тебя посадит в темницу. Жду тебя завтра, марсианин!

– Если я тебе понадоблюсь, иди вдоль реки… – Голос Керака пропал, как птица, улетающая в сгущающиеся сумерки.

Он быстро шагал, сжав челюсти. В его душе поселилось страдание. Резкое освещение обжигало глаза. Музыка Юпитера скрежетала, без умолку обрушиваясь на город с аудиовышек. И лишь раз до его слуха едва долетело женское хихиканье.

Когда он дошел до тихой речки, солнце уже садилось. Он встал на колени там, где плескалась вода, и начал молиться звездам, чтобы с помощью какого-нибудь замысла положить всему этому конец.

Вода была холодной, как некогда кровь марсианского рода-племени, который пошел на самоубийство, лишь бы не покориться нашествию колонистов, хлынувших с Юпитера. Керак думал о первопроходцах, о своей убитой семье, об оскверненной земле. Он стал молиться еще истовее.

– Кам, даруй мне силу, – просил он. – Кам, даруй мне силу.

* * *

Когда город остался лежать распростертым у него за спиной, он зашагал упругой, пружинистой походкой. Он почувствовал прилив приятного возбуждения. С губ слетела песня. Он поднял серебряную флейту и стал наигрывать свою песнь холмам. Они ее тихонько подхватили.

Взошли звезды. Рядом речка зажурчала песенку, перекатываясь по гальке. Внезапно время перестало быть препятствием. Время повернуло вспять. Двадцать лет унеслись, как мглистая пелена. Снова воцарился мир. Не было завоевания, остались лишь красота и эта ночь.

Он обернулся, чтобы взглянуть на юпитерианский город и его огни – монстр с миллионом глаз, уродующий равнину. Мелодию, слетающую с его уст, заглушила другая музыка – из городских аудиовышек, такая громкая, что восточный ветер подхватил и перенес ее на холмы.

Керак еле сдержался, чтобы не выругаться, и прибавил шагу. Дикая музыка преследовала его по пятам. Неужели от них негде укрыться?

Ветер подул в другую сторону. Музыка Юпитера канула в безмолвие. Он вздохнул с облегчением. Так долго продолжаться не может, думал он. Он прибыл на родину умирать. Он уже в летах. Юпитерианские ученые прекратили изучать его физически и психологически и отправили на родную мертвую планету, прекрасно осознавая, что в одиночку он не причинит им вреда. Он – последний представитель Золотого племени.

А как же обитатели марсианских гор, неисчислимые полчища студнеобразных, гортанноголосых существ, населяющих пещеры Марса, даже имени которых нельзя произносить? Неужели их тоже безжалостно изничтожили, как Золотое племя?

Отродья Мрака не пошли на самоубийство. Это все, что было известно Кераку. К тому же потребовалось бы много времени, чтобы выкурить их из миллионов пещер. У него забрезжила слабая искорка надежды.