Механические птицы не поют - [11]

— Уолтер! Как настроение? Мы сегодня будим в душах лучшее силой искусства? — широко улыбнулась она.

— Я думаю, мы сегодня играем так, чтобы людям было не стыдно, что они не всегда хотят лучшего, — улыбнулся в ответ Уолтер.

Мия рассмеялась и протянула ему руку. У нее была маленькая и горячая ладонь и сильное, почти мужское пожатие.

— Значит, мы играем и поем сегодня про алкоголь, море и девок? — уточнила она.

— Про все, что здесь свято. Забыла, что мы еще проявляем антипатии к правительству, рассказываем про нашу общую нелегкую долю и воспеваем милых барышень, ждущих на берегу.

— Отлично, это я люблю! Хенрик, дорогой мой, здравствуй! Уолтер говорит, что мы сегодня поем матросские песенки, бранимся и похабничаем. Мне для этого нужен грог, только лей побольше рома!

— Ты, Мия как всегда очень мила, — добродушно проворчал Хенрик, ставя в горячий песок глиняный кувшин.

— Что поделать, родители дали мне хорошее образование и выучили играть на скрипке, но совсем забыли привить изысканные манеры.

Мия села за стойку, и тут же перегнулась через нее, принюхиваясь.

— Ты добавил мне в грог вишневый ликер, — заявила она. — Я люблю тебя, Хенрик. Просто знай, что я тебя люблю.

Уолтер вдруг почувствовал, как окружающий его мир обретает особенно яркие очертания. Всего на секунду он особенно ясно ощутил все, что происходило вокруг.

На улице — сырой и промозглый ветер, но этот ветер дует с моря, и дует он где-то за стенами паба. В пабе горит жаркий очаг и зажжено множество свечей — Хенрик экономил на электричестве. Голоса людей вокруг сливаются в один монотонный гул, потому что ни один из голосов не несет в себе угрозы. С кухни пахнет свежей выпечкой и готовящимся рагу, а на плите за стойкой в роме и чае расходятся пряности. Сам Уолтер растрепан, на нем старая рубашка и мятый жилет, а на брюках нет стрелок. Рядом с ним Хенрик, которого он искренне считал своим другом, Василика, которая точно знала, что мужчины, сходящие с кораблей, тоскуют по запаху вереска.

Не было Альбиона с его вечными туманами, официальными приемами и бессонными ночами, когда Уолтеру казалось, что на него смотрят сотни внимательных, оценивающих глаз. И не было его брата Джека.

Зеленоглазый Джек, надежда родителей, старший сын. Талантливый врач, который очень любил ходить в темноте по туманным альбионским улочкам. Он не просто остался где-то в другой жизни. Уолтеру показалось, что его вовсе никогда не существовало.

Имел значения грог, Мия, ее сладковатые духи, Хенрик со своей механической Мадлен и Зэла, играющая в кости с матросами. А все, что было на Альбионе, пусть там и остается.

— Уолтер, ты будешь сидеть и мечтательно улыбаться или дашь мне мелодию? — улыбнулась Мия, наклоняясь к нему.

От нее пахло апельсиновой цедрой и вишневым ликером.

— Конечно.

Уолтер поднял гитару и простучал по ее корпусу короткий ритм, а затем взял первые аккорды.

— Как тяжко коль приходит осенняя пора,

И в ней вовсе нету счастья и нет в ней серебра…

Мия, не вставая со стула, легко взмахнула смычком.

Посетители отрывались от своих кружек, поднимали глаза к стойке. Многие улыбались в ответ на улыбку Мии, которая играла незатейливую мелодию, легко качая головой в такт музыке и не забывая подмигивать публике.

Уолтер, напротив, был серьезен. Он заметил, что такие простые песенки захватывают куда больше, если поначалу сохранять каменное выражение лица и петь, тщательно выводя каждый такт.

Допев первый куплет, он обвел людей мрачным взглядом, а потом широко улыбнулся и ударил по струнам, сломав ритм для припева. Посетители отозвались одобрительным гулом. Кто-то начал подпевать.

— Ах, альбионская коса,

И древко из Лох Са,

Точильный камень да доска,

И горсть помельче бы песка!

Мия встала со стула и медленно пошла по залу, не переставая играть. Уолтер видел, как она прикрыла глаза, полностью отдавшись ритму сплетенных мелодий и звуку его голоса. Может быть из-за таких моментов Уолтер и тосковал по этой женщине. В этот момент между ними возникала особенная близость, такая вибрирующая и крепкая связь, какой, может быть, не дала бы даже любовь.

Самозабвенность Мии заставляла верить ей, тянуться к ней и попадать под ее чары.

— А у меня есть новые,

Новые-преновые,

Новые ботинки!

Уолтеру нравилось, что люди здесь были простыми. Попробуй он петь про счастье обладать хорошей косой да парой новой обуви на Альбионе — его бы заперли в сумасшедший дом, а здесь он смотрел в зал и замечал все больше искренних улыбок. Некоторые начинали выстукивать ритм кружками по столам, один из моряков, молодой и черноволосый, подпевал ему громче остальных. Девушка в голубом платье, сидящая рядом, смотрела на спутника с такой нежностью, что Уолтеру было завидно.

Мия кружилась в центре зала, и на ее красной шелковой юбке растекались отблески огня, а ее браслеты тихо звенели в такт движению смычка.

В тот вечер Уолтер много пел, много играл и много пил. От медных гитарных струн начали болеть пальцы, а голос все чаще приходилось подкреплять грогом, в который Хенрик, кажется, лил все больше рома.

— Мия, почему ты не носишь ничего на шее?

— Не люблю ошейников.