Мегрэ в кабаре «Пикрат» - [24]

— Вчера вечером я просматривала газеты и сразу узнала фотографию.

На лице женщины появилось выражение глубокой скорби. Видимо, она считала, что именно так нужно вести себя в полиции. Но искренней печали в ее глазах Мегрэ не увидел, напротив, маленькие черные глазки торжествующе блестели…

— Без сомнения, за четыре года девочка изменилась. Прическа тоже другая. Но я уверена, что это — моя племянница. Я думала сообщить эту печальную новость моей золовке, но мы уже несколько лет не разговариваем. Не мне делать первый шаг, вы, наверное, понимаете.

— Понимаю, — произнес Мегрэ, выпуская из трубки клуб дыма.

— И фамилия указана другая. Впрочем, вести такой образ жизни, как она вела, нужно, конечно, под чужой фамилией.

Меня только удивило, что она придумала себе это кукольное имя — Арлетта — и что в паспорте значится — Жанна Лёлё. Я хорошо знаю семью Лёлё.

Комиссар слушал, глядя на круговерть мокрого снега за окном.

— Я показала фотографию трем очень уважаемым у нас в городке людям, которые хорошо знали Анн-Мари, и все они со мной согласились: это дочь моего брата.

— А ваш брат жив?

— Он умер, когда ребенку было два года. Погиб в железнодорожной катастрофе. Может, вы помните, была страшная катастрофа в Руане. Я говорила ему…

— Жена вашего брата все еще живет в Лизьё?

— Да, и никогда не выезжала оттуда. Но, как я уже говорила, мы совсем не общаемся. Это долго рассказывать. Существуют люди, с которыми просто невозможно найти общий язык. А остальное, как мне кажется, не важно.

— Не важно, — согласился комиссар и спросил. — Но я прошу вас говорить о деле, мадам. Как фамилия вашего брата?

— Трошен. Гастон Трошен. Это известная семья, может быть, самая знатная в Лизьё. И один из самых старинных родов. Вы знаете наш городок?

— К сожалению нет, мадам. Был там только один раз, проездом.

— Но, наверное, вы заметили памятник генералу Трошену? Так это наш прадед. А по дороге в Кань, по правой стороне, виден замок. Это — наше родовое гнездо. К сожалению, оно уже нам не принадлежит. Какой-то богатый выскочка купил его после войны девятьсот четырнадцатого года. Мой брат занимал хорошее положение в обществе.

— Простите мне мое любопытство, чем он занимался?

— Работал в инспекции вод и лесов. Что касается его жены, то она — дочь скобяного торговца, достаточно богатого. Получила в наследство несколько домов и две фермы. Когда брат был жив, только благодаря ему для них были открыты двери всех домов в Лизьё. Но после его смерти золовку перестали принимать в обществе. Теперь она одиноко живет в своем большом доме.

— Вы допускаете, что и мадам Трошен видела фотографию?

— Скорее всего. Снимок был напечатан на первой странице нашей местной газеты, а ее все получают.

— А вы не удивлены, мадам, что она не сообщила нам о дочери?

— Нет, мсье комиссар. И не сообщит. Могу присягнуть, что даже если бы ей показали тело, то она клялась бы и божилась, что это не ее дочь. Уже четыре года от Анн-Мари нет известий, но моя дорогая золовка будет горевать не из-за смерти единственной доченьки, а из-за того, что скажут люди.

— Известно ли вам, при каких обстоятельствах девушка ушла из дома?

— Могу сказать только одно: с такой, как моя золовка, никто не смог бы жить под одной крышей. Но это другой разговор. Не знаю, в кого пошла девочка? Уж только не в моего брата, это вам каждый скажет. Когда ей было пятнадцать лет, из монастыря ее выгнали, и, прогуливаясь по городку вечерами, я частенько встречала ее в обнимку с мужчинами, даже с женатыми. Золовка стала запирать Анн-Мари в ее комнате, но ведь это не выход! Эти методы воспитания бесили девчонку еще больше. Ходили слухи, что однажды она босиком выскочила в окно и в таком виде бежала по улице.

— У Анн-Мари есть особые приметы по которым Вы смогли бы опознать тело?

— Да, мсье комиссар.

— Какие?

— К сожалению, у меня нет детей. Когда девочка была совсем маленькая, мы с золовкой еще поддерживали добрые отношения, и я помогала ей пеленать малышку и прекрасно помню родинку на левой пятке. Такая маленькая красная капелька.

Мегрэ поднял трубку и попросил телефонистку соединить его с моргом Института судебной экспертизы:

— Алло, это Уголовная полиция, Мегрэ. Осмотрите левую стопу молодой женщины, которую привезли вчера… Да… Я у аппарата…

Тетка Анн-Мари была совершенно спокойна как человек, никогда не сомневающийся в своих словах и поступках. Она держалась очень прямо, пальцы неподвижно лежали на серебряном замочке сумки. Наверно, с таким же суровым и неприступным лицом она сидела на церковной скамье во время мессы.

— Алло? Да… Это все… Спасибо. К вам придут опознать труп.

Положив трубку, комиссар спросил даму из Лизьё:

— Это вас не шокирует, мадам?

— Я выполняю свой долг, — отрезала она

Мегрэ не мог больше заставлять Лоньона томиться в приемной, но нужно было отвезти женщину в морг. Он заглянул в соседнюю комнату:

— Люка, ты свободен?

— Заканчиваю рапорт об ограблении на Жавель.

— Слушай, проводи мадам в Институт судебной экспертизы!

Тетушка была выше бригадира, и, когда они шли по коридору, то казалось, что она ведет Люка за собой на поводке, как собачку.