Мегрэ и виноторговец - [5]

— Со своей личной секретаршей.

— С Кузнечиком? Это он прозвал ее так. Так ее все и звали.

Лапуэнт во все глаза смотрел на госпожу Шабю, совершенно ошеломленный ее невозмутимостью.

— В него стреляли в самом доме?

— Нет, на тротуаре, в тот момент, когда он садился в машину.

— Преступник задержан?

— Успел убежать и скрыться в метро. Простите, сударыня, но раз уж вы в курсе любовных увлечений вашего мужа, не приходит ли вам на память, кто мог особенно желать ему смерти?

— Да кто угодно, — обезоруживающе улыбнулась госпожа Шабю. — Любой из обманутых мужей, любая брошенная любовница. На свете есть еще ревнивцы.

— Он не получал угрожающих писем?

— Не думаю. Он был в интимных отношениях с женами некоторых наших приятелей, но я не вижу среди них ни одной, чей муж способен из ревности убить любовника. Не заблуждайтесь насчет Оскара. Он не был из породы пожирателей сердец. Скотом, несмотря на свою внешность, — тоже. Я, вероятно, удивлю вас, если скажу, что он был человек робкий и поэтому испытывал постоянную потребность в самоутверждении. И ничто его так не убеждало в своей полноценности, как сознание, что он может овладеть любой женщиной.

— И вы всегда были к нему так снисходительны?

— Первое время он все от меня скрывал. Потом я стала узнавать, что он спит то с одной, то с другой из моих подруг. Однажды я застала его врасплох с любовницей. Произошел долгий откровенный разговор, но мы остались друзьями. Теперь понимаете? Тем не менее смерть его большая потеря для меня. Мы так привыкли друг к другу. И мы любили друг друга.

— Он тоже не ревновал вас?

— Оскар предоставил мне полную свободу действий, но из мужского самолюбия старался не вникать в подробности моей личной жизни. Где находится тело?

— В институте судебной медицины. Я вынужден просить вас заехать туда утром, чтобы официально опознать убитого.

— Куда его ранило?

— В грудь и живот.

— Долго мучился?

— Смерть наступила почти мгновенно.

— Кузнечик была при этом?

— Нет. Господин Шабю вышел из дому первым.

— Значит, в ту минуту он был один?

— Да. У меня к вам еще просьба. Не составите ли вы к завтрашнему дню список своих приятельниц, которые могли состоять в интимной связи с вашим мужем?

— Вы убеждены, что стрелял мужчина?

— Так утверждает госпожа Бланш.

— Она не успела закрыть за Оскаром?

— Она подсматривала через дверной глазок. Благодарю вас, госпожа Шабю. Сожалею, что принес вам печальную весть. И простите, последний вопрос: живет ли в Париже кто-нибудь из родственников покойного?

— Да, его отец, старик Дезире. Ему семьдесят три года. Но он все еще не хочет оставить свое бистро на набережной Турнель. Оно называется «В маленьком Сансере». Дезире давно овдовел и живет с одной из официанток, женщиной лет пятидесяти.

В машине Мегрэ спросил Лапуэнта:

— Ну как?

— Довольно любопытная особа. А вы верите тому, что она говорит?

— Безусловно.

— Нельзя сказать, чтобы она особенно горевала.

— Это придет. Может быть уже сегодня ночью, когда она ляжет спать одна. Поплачет, вероятно, и горничная: она наверняка спала с хозяином.

— Маньяк он был, что ли?

— В какой-то мере да. Есть люди, которым такие любовные связи необходимы, чтобы поверить в себя. Его жена очень верно это подметила… Едем теперь к старому Дезире. Только бы он еще не закрыл уже свой кабачок.

Они подкатили к бистро «В маленьком Сансере» как раз в ту минуту, когда седой человек в синем фартуке из плотной ткани опускал железные шторы. Сквозь приоткрытую дверь виднелись стулья, поднятые на столы, опилки на полу и грязные стопки на оцинкованной стойке.

— Закрыто, господа.

— Нам необходимо поговорить с вами.

— Со мной? А вы кто такие будете?

— Мы из уголовной полиции.

— Вот оно что! Какие же у меня могут быть с вами дела? — Старик нахмурился. — Ну что ж, заходите.

Вошли в бистро. Дезире запер дверь. Большая печь в углу излучала тепло.

— Речь не о вас, а о вашем сыне.

Дезире недоверчиво смотрел хитроватыми глазами крестьянина.

— И что же натворил мой сын?

— Ничего. С ним стряслась беда.

— Я всегда говорил ему: не гоняй на большой скорости. Тяжело ранен?

— Не ранен — убит.

Старик ушел за стойку. Молча налил себе виноградной водки, одним глотком осушил стопку.

— Выпьете? — спросил он.

Мегрэ утвердительно кивнул. Лапуэнт отказался: он терпеть не мог виноградной водки.

— Как это случилось?

— Его застрелили из пистолета.

— Кто?

— Это я и выясняю.

Морщинистое лицо старого Шабю осталось бесстрастным, только взгляд еще больше посуровел.

— Невестка знает?

— Да.

— Что она говорит?

— Ей известно не больше, чем нам.

— Шестой десяток лет я стою за этой стойкой… Идите за мной. — Старик провел их в кухню и зажег свет. — Посмотрите.

На стене висела фотография мальчугана лет семи-восьми, с обручем в руке. На другом снимке тот же мальчуган был уже в костюмчике для первого причастия.

— Это он. Тут, на антресоли, и родился. В этом же квартале бегал в начальную школу, потом в лицей. Дважды проваливался на выпускных экзаменах. Стал агентом по сбыту вин. Стаптывал башмаки, бегал по домам. Потом виноторговец из Макона взял его помощником в парижскую контору. Оскару не всегда сладко жилось, поверьте, он немало погнул спину. Женившись, он едва мог прокормить жену.