Мегрэ и его мертвец - [11]

Это звучало почти комично, но никто не засмеялся. Какая-то женщина поцеловала в волосы мертвеца комиссара Мегрэ. Женщина, которая красит губы.

— Губная помада дешевого сорта, женщина, скорее всего, брюнетка. Цвет помады темно-красный…

Не вчера ли вечером поцеловала женщина незнакомца? И не дома ли, когда он пришел и сменил пиджак?

А если он не переодевался, то, выходит, и не намеревался снова выходить на улицу. Человек, забежавший домой всего на час, не станет тратить время на переодевание. Значит, его вызвали неожиданно. Но мог ли преследуемый, перепуганный до того, что, размахивая руками, носился по улицам Парижа, то и дело звонил в полицию, мог ли человек этот оставить свое жилище с наступлением темноты?

Женщина поцеловала его в волосы или прижалась лицом к щеке. Разве это не знак привязанности?

Мегрэ вздохнул, снова набивая трубку, и взглянул на циферблат. Шел первый час.

Еще вчера примерно в это же время под журчанье фонтанов его знакомец шел по площади Вож.

Комиссар открыл небольшую дверь, соединявшую полицейское управление с Дворцом правосудия. Похожие на черных птиц, проплывали по коридорам облаченные в мантии адвокаты.

— Сходим навестим старую обезьяну, — вздохнул Мегрэ: Комелио он терпеть не мог.

Представил себе, как тот встретит его, цедя с язвительной укоризной: «Я жду вас, господин комиссар».

Такой вполне способен, уподобляясь Людовику XIV, сказать и почище: «Мне едва не пришлось ждать…»

Но Мегрэ было наплевать.

С двух часов ночи комиссара интересовал лишь его мертвец.

Глава третья

— Чрезвычайно рад, господин комиссар, что могу наконец побеседовать с вами.

— Поверьте, господин судебный следователь, это я польщен такой возможностью…

Мадам Мегрэ подняла глаза. Всякий раз, как в голосе мужа появлялись эти сугубо спокойные и вежливые интонации, ей становилось не по себе. Когда он говорил с ней таким образом, хотелось расплакаться — настолько это ее обескураживало.

— Я пять раз звонил вам…

— А меня не было на месте! — вздохнул с деланным испугом Мегрэ.

Она принялась подавать мужу знаки, чтобы тот не забывался; ведь он говорит с лицом, чей шурин два или три раза входил в состав правительства.

— Меня только что уведомили, что вы больны…

— Не столь уж опасно, господин Комелио! Люди так склонны преувеличивать! Всего-навсего сильная простуда. Да и не уверен, что такая уж сильная!

Это веселое расположение духа, возможно, было вызвано тем обстоятельством, что Мегрэ сидел у себя дома в кресле, облачившись в удобный халат и мягкие туфли.

— Меня удивляет, что вы не известили меня, кто вас замещает.

— Где замещает?

Комелио говорил сухо, отрывисто, нарочито спокойно, между тем как голос комиссара Мегрэ становился все более добродушным.

— Я по поводу преступления на площади Согласия. Полагаю, вы не забыли об этом деле?

— Только о нем и думаю день-деньской. Я как раз говорил жене…

Мадам Мегрэ еще отчаяннее замахала руками, умоляя не упоминать ее имени.

Квартирка их была небольшой и уютной. Мебель в гостиной — мореного дуба — была приобретена еще к свадьбе.

На белой стене соседнего дома четко выделялись черные буквы «Лост и Пепэн, точные инструменты». Утром, днем и вечером вот уже в течение тридцати лет видел Мегрэ эту надпись над воротами огромного склада и рядом — два-три грузовика с выведенными на них теми же буквами, но зрелище это до сих пор ему не надоело.

Напротив! Надпись ему даже нравилась. Он чуть ли не с нежностью скользнул по ней взглядом. Потом по привычке посмотрел на дом, стоящий в отдалении; на окнах сушилось белье, на одном из подоконников по случаю потепления погоды снова появилась алая герань.

Наверняка это была другая герань. Мегрэ же готов был поклясться, что цветочный горшок, как и он сам, находится тут постоянно в течение последних тридцати лет. За все это время Мегрэ ни разу не видел, чтобы кто-нибудь выглядывал из окна или поливал цветы. Кто-то, видно, жил в этой комнате, но распорядок дня у него был иной, чем у комиссара.

— Как полагаете, господин комиссар, ваши подчиненные в ваше отсутствие ведут расследование столь же старательно, как вам хотелось бы?

— Убежден, господин Комелио. Больше того, вполне уверен. Вообразите, до чего же удобно вести такого рода расследование, сидя дома в кресле в теплом, уютном кабинете вдали от шума и суеты. Под рукой лишь телефон да чашка лекарственного отвара. Хочу задать вам пустяковый вопрос. Любопытно, заболел ли б я, если бы не это расследование. Очевидно, нет, ведь я простудился именно на площади Согласия. Причем в ту самую ночь, когда там был обнаружен труп. А может быть, утром, на рассвете, когда мы вместе с доктором Полем шли после вскрытия по набережной. Но дело не в этом. Если бы не расследование убийства, вас моя простуда не очень-то беспокоила бы. Вы меня понимаете?

У Комелио, восседавшего в своем кабинете, лицо, должно быть, аж позеленело от подобной дерзости. Бедная мадам Мегрэ места себе не находила, ведь она так почитала всякое начальство, всякую власть!

— Скажем так. У себя дома под присмотром жены я могу как следует обдумать, как вести расследование. Здесь мне никто или почти никто не мешает…