Мегафон - [87]

Снова аплодисменты. Затем в наступившей паузе послышались крики мальчишек-газетчиков, шнырявших позади толпы:

«Читайте о громилах, охраняющих избирательные пункты!», «Читайте о гангстерах, руководящих сегодняшними выборами!»

— Лэди и джентльмены, — продолжал Каридиус проникновенным тоном. — Я хочу говорить о несравненно более важном. Что значит для сенатора Лори украсть ваш кошелек? Как прекрасно сказал Шекспир: «укравший мой кошелек украл дрянь». Я выдвигаю более серьезное обвинение. Я указываю перстом на отцеубийцу, на человека с черным сердцем и черными руками. Я указываю на исчадие ада! На человека, хладнокровно предавшего вооруженные силы Америки в руки чужеземного врага! На человека, пронзившего ради золота вскормившую его грудь! Другие, возможно, промолчат, но я отказываюсь молчать, когда под покровом сенаторских привилегий скрывается столь гнусная алчность, столь черная измена! Когда сенатор Лори согласился продать иностранным военным агентам тайны американского Военного министерства, продать с тем, чтобы обогатиться самому и приумножить богатства компании военного снаряжения, судомойкой которой он издавна подвизается в Сенате, он тем самым поставил себя в положение, при котором не может уже быть и речи о соблюдении правил парламентской учтивости. Его имя попадает в список исторических предателей наряду с Бенедиктом Арнольдом, Г. Фоксом, Фемистоклом[7] и Иудой Искариотом. Я имею в виду секрет производства пороха, составляющий собственность американской армии и проданный Рэмбург-Норденской компанией японскому агенту, причем отцом и покровителем этой продажи в сенатской комиссии по военным делам был не кто иной, как Герберт М. Лори!..

Последняя фраза была покрыта аплодисментами, и в то же время с улицы, по ту сторону толпы, громче прежнего донеслось чириканье мальчишек-газетчиков, сопровождаемое взрывами смеха. Каридиус не обратил внимания на смех и продолжал свою обвинительную речь. Смех усилился, и толпа начала редеть, часть слушателей направилась вниз по Линн-авеню. Впрочем, подходили новые прохожие и занимали место ушедших. Наконец, оратор закончил призывом ко всем итти к урнам и подать свои голоса против архиизменника Герберта М. Лори!

Оратор сошел с трибуны, духовой оркестр по знаку дирижера заиграл военный марш. Каридиус стал выбираться из толпы.

Однако многие из слушателей провожали его глазами, чему-то весело посмеиваясь. И тут Каридиус услыхал протяжный крик мальчишки-газетчика:

«Читайте о Каридиусе, продавшем военную тайну!», «Читайте о члене Конгресса Каридиусе…»

Каридиус слушал, пораженный, потом подошел к мальчишке и купил газету. Многие кругом уже держали газету в руках. Каридиусу довольно было одного взгляда, чтобы убедиться, что это «Новости», которые с самого начала кампании стояли на его стороне. Он торопливо перелистал страницы и нашел в разделе, озаглавленном «Голос народа», подробный отчет о выступлении Каридиуса перед военной комиссией за подписью какого-то читателя.

Каридиус не верил своим глазам — «Новости» были всегда так дружественно настроены к нему, и вдруг позволили какому-то читателю выкопать из «Ведомостей Конгресса» эту зарытую кость!

Он повернулся спиной к толпе и пошел прочь, утешая себя мыслью, что, во-первых, очень немногие из присутствующих вообще имели право голоса, а во-вторых, что он во всяком случае попал не в худший переплет, чем сенатор Лори.

Он взял такси и поехал домой, но по дороге вспомнил, что редакция «Новостей» ему почти по дороге, и решил зайти туда. Поднявшись на десятый этаж, где помещалась редакция, он спросил главного редактора и вскоре был введен в кабинет, заваленный, как и подобало, газетами. Каридиус представился сидевшему за письменным столом мужчине и протянул ему газету с отчеркнутым столбцом.

— Я не понимаю, каким образом это попало в печать, — сказал он. — «Новости» всегда относились ко мне очень дружелюбно. Меня интересует, не попало ли это письмо по ошибке.

Главный редактор был мужчина с седыми волосами, нервными руками и бесстрастным лицом.

— Нет, ошибки не произошло, — ответил он. — Наоборот, это было сделано нарочно, с заранее обдуманным намерением, — больше того: письмо помещено вопреки указаниям секретаря мистера Литтенхэма.

— Как, секретаря Литтенхэма?! — воскликнул Каридиус.

— Разве вы не знали, что «Новости» принадлежат ему?

— Нет, я думал, что он собственник «Трибуны».

— И «Трибуны» тоже. Он считает нужным быть хозяином двух здешних газет: одной — консервативной, другой — оппозиционной.

— Однако «Новости» всегда яростно нападали на Литтенхэма.

— Когда «Трибуна» отстаивает интересы Литтенхэма, различные ценные бумаги, которыми он располагает, обычно поднимаются в цене, и мистер Литтенхэм продает. Когда «Новости» нападают на его предприятия, акции их иной раз снижаются в цене, и тогда мистер Литтенхэм покупает. Разумеется, нельзя быть твердо уверенным, что биржа каждый раз будет реагировать одинаково, но это случается достаточно часто, и держать две газеты — прямой смысл для Литтенхэма.

— А это письмо, — сказал Каридиус, похлопывая по своему экземпляру газеты, — Литтенхэм велел поместить, чтобы «Новости» перешли на сторону моих противников постепенно, а не делали внезапный поворот на 180 градусов?