Медведь - [29]

Под вечер я легла на кровать, и тут ко мне наконец подошли врачи, которые, как мне рассказывали, прошли Афган. Они склонились надо мной, смотрели очень серьезно, о чем-то вполголоса переговаривались, и я понимала, что они решают, нужна мне пересадка кожи или нет.

Потом зачем-то позвали анестезиолога. Им оказался знакомый мне Бегемотик. Присутствующие замолчали.

Молчание прервал пожилой врач с высокой залысиной и прямо-таки гитлеровскими усиками над верхней губой.

– Современная медицина, – говорил он, обращаясь к Бегемотику, – знает много способов лечения. Какой бы выбрали вы?

Голова Бегемотика тут же приняла породистый угол наклона; было видно, что он вдумчиво взвешивает: или – или.

– Как мы вас лечим, – начал он, – зависит от многих факторов. Коллега Иустин подтвердит… – кивнул он на пожилого с залысиной, но не успел закончить.

Тот, кого он назвал Иустином, резко наклонился ко мне. Какие усталые, слезящиеся, набрякшие у него глаза! Он словно прожил несколько жизней, и точно умел лечить ожоги. Врачи стали выходить из палаты, всё поплыло, Иустин слился с Бегемотиком. Тот, словно матрешка, поглотил его.

Я открыла глаза и увидела коридорного постояльца – бритого уркагана с татуировками на плечах.

Он стоял возле кровати, смотрел на меня в упор и ждал, когда я проснусь. Затем задумчиво и неторопливо пожевал губами и попытался утешить:

– Не переживай, Маша, вот у меня тоже спина обгорела, кожу пересаживали, скоро выпишут.

– И сколько вы лежали?

– Два месяца.

– Два месяца? – эхом повторила я и тут же спохватилась: – А откуда вы знаете, как меня зовут?

– Так я читать умею, – широко оскалился мой новый полосатый знакомый.

Действительно, глупый вопрос. Ведь над кроватью к стене скотчем был приклеен файл, в который вложен лист с моим именем и датой поступления. Точно такие же приклеенные скотчем файлики с вложенными в них данными больных висели на стенах реанимации четырьмя этажами ниже.

– Меня Жора зовут, еще увидимся, время будет, – пообещал он и вразвалочку пошел прочь.

Только тут я увидела, что его спина сплошь состоит из заплаток. Таких аккуратных квадратных заплаток, словно следы от горчичников – несколько кубиков в два ряда.

Муторный запах, купчиха и дремлющие в коридоре бомжи заставили меня искать возможность улучшить бытовые условия. Несколько платных палат оказались заняты. Возле моей кровати стоял сломанный стул с продавленным сидением и оторванной спинкой. Обойдя отделение, я присмотрела не менее старое, но все же целое кресло и унесла его в палату под одобрительное улюлюканье возлежащих на кроватях коридорных постояльцев во главе с Жорой. Поставила взамен сломанного стула, под печально свисающей с потолка липкой лентой с густо облепившими ее высохшими мухами, переставшими цепляться за жизнь еще прошлым летом.

Поздно вечером, когда я готовилась ко второй мучительной ночи, в коридоре раздался шум. Кто-то громко спрашивал медсестру:

– Она здесь лежит?

Вслед за голосом в нашу зловонную палату, подобно ангелу в развевающихся белых одеждах, влетел врач в сопровождении еле поспевающей за ним медсестры с поста.

– Собирайте вещи, вы переводитесь в другое отделение, во второе, – лаконично скомандовал посланец небес.

Два раза просить себя я не заставила и стала лихорадочно распихивать по пакетам свой больничный скарб. Едва ли когда-нибудь в жизни я собирала вещи так быстро, как на этот раз: вдруг передумают.

– Куда переводят-то? – заохали старушки, несмотря на плохой слух услышавшие стратегическое слово «второе». – На второй этаж? В реанимацию?

– В реанимацию, в реанимацию, – соглашалась я, поскольку и правда была готова бежать, лететь или ехать на каталке хоть в реанимацию, лишь бы подальше от запаха, Жоры и этой липкой ленты с мухами – печального привета национальному проекту «Здоровье».

Иногда для того, чтобы перенестись в другой век, совсем необязательно изобретать машину времени. Достаточно сделать всего несколько шагов. Закрыть одни двери и открыть другие.

Едва войдя в другие двери и плотно закрыв их за собой, я поняла, что дела мои пошли в гору, а жизнь налаживается. Сначала, стоя с вещами у поста, я не могла надышаться – благодаря герметичной стеклянной стене и, возможно, ионизаторам, тут не было невыносимого запаха предыдущего отделения. Интерьер стандартной клиники – сдержанно, светло, чисто, в холле журнальный столик с рекламой, на стене плазменная панель. Как в обычной жизни, к которой ты привык, не подозревая, что настоящая обычная жизнь – она, оказывается, вот там, за плотно закрытыми дверями, и после нее надо проветриться, чтобы от тебя не шарахались.

А твоя «обычная» жизнь не больше чем ширма, которой легко отгородиться, но ее также легко лишиться, когда нет денег и некому звонить.

Врач проводил меня в палату, похожую на гостиничный номер эконом-класса, – с той лишь разницей, что возле кровати стояла больничная тумбочка с выдвигающимся подносом, в котором предусмотрено отверстие для таблеток, а на стене была кнопка вызова медицинского персонала. И никаких наклеенных на стену файлов с бумажками для опознавания твоей скромной персоны врачами и не в меру ретивыми пациентами.