Медовый месяц: Рассказы - [25]

Лора страшно волновалась. Отбросив бархатную ленту на спину, она спросила какую-то женщину:

— Скажите, пожалуйста, это дом миссис Скотт?

— Да, милая барышня, — сказала женщина, как-то странно улыбаясь.

Ах, скорей бы уйти отсюда! Она даже прошептала: «Господи, помоги!», прежде чем двинуться по узенькой тропинке и постучать в дверь. Уйти от этих устремленных на нее глаз. Или хотя бы закрыться чем-нибудь — даже вот таким платком, как у этих женщин.

«Я только передам корзину и сейчас же уйду, — решила она. — Не стану даже ждать, пока ее опорожнят».

Дверь отворилась. Маленькая женщина в черном возникла перед ней во мраке.

— Вы миссис Скотт? — спросила Лора и ужаснулась, когда женщина сказала:

— Войдите, пожалуйста, мисс!

И закрыла входную дверь.

— Нет, — сказала Лора, — я не буду заходить. Я только хочу передать вам эту корзину. Мама прислала…

Маленькая женщина в темном коридоре, казалось, не расслышала ее.

— Сюда, сюда, пожалуйста! — сказала она заискивающим голосом, и Лора побрела следом за ней.

Она вошла в маленькую, низенькую, бедную кухоньку, освещенную коптящей лампой. У очага сидела женщина.

— Эм, — обратилась к ней та, что привела Лору. — Эм! К вам пришла молодая леди. — Она повернулась к Лоре и добавила многозначительно: — Я ее сестра, мисс. Прошу извинить ее.

— Ну, что вы! — сказала Лора. — Прошу вас, не беспокойте ее. Я только хочу оставить вам…

Но в эту минуту женщина, сидевшая у очага, повернулась к ней лицом. Лицо это — отекшее, красное, с распухшими глазами и губами — было страшно. Женщина, видимо, не могла понять, откуда взялась здесь нарядная барышня. Что это значит? Почему она стоит на кухне с корзиной? Что ей нужно? И лицо несчастной женщины снова исказилось.

— Ладно, милая, — сказала маленькая женщина, обращаясь к сестре. — Я скажу спасибо молодой леди. — И затем к Лоре: — Пожалуйста, извините ее, мисс, — и на ее лице, тоже распухшем, появилось подобие заискивающей улыбки.

Лоре хотелось одного: уйти, поскорее уйти отсюда. Она уже вышла в коридор. Но открылась дверь, и она очутилась в спальне, где лежал покойник.

— Вы, наверное, желали бы взглянуть на него, — сказала сестра Эм, проходя мимо нее к постели. — Не бойтесь, милая барышня! — теперь голос ее звучал ласково, нежно, и движение, которым она откинула простыню, тоже было полно ласки. — Как живой! Не бойтесь, подойдите, моя дорогая.

Лора подошла.

Перед ней лежал молодой еще человек. Он спал крепким сном, таким непробудно глубоким, что был далеко, очень далеко от них обеих. Такой ушедший в себя, такой спокойный. Он о чем-то грезил. Никто уже никогда не разбудит его. Голова его утонула в подушке, глаза были закрыты. Они были слепы под опушенными веками. Он весь отдался своим грезам. Что для него пикники, корзины с пирожными, кружевные платья? Он был далек от всего этого. Он был прекрасен, необыкновенен. В то время как они смеялись, в то время как играл оркестр, в этом домике свершилось чудо. «Счастлив… счастлив… Все хорошо! — казалось, говорил этот спящий человек. — Все так, как должно быть. Я доволен».

И все-таки невозможно было удержаться от слез, невозможно уйти, ничего ему не сказав. Лора громко, по-детски, всхлипнула.

— Прости меня, — сказала она, — за мою шляпу…

На этот раз она уже не стала ждать сестру Эм. Она сама нашла выход и пробежала по тропинке мимо окутанной мраком кучки людей. На перекрестке она встретила Лори. Он словно вынырнул из мрака.

— Это ты, Лора?

— Да.

— Мама очень беспокоится. Все благополучно?

— Да, конечно… Ах, Лори!

Она взяла его за руку, прижалась к нему.

— Что с тобой, ты плачешь? — спросил брат.

Лора кивнула. Да, она плакала.

Лори обнял ее за плечи.

— Не надо плакать, — сказал он нежным, полным любви голосом. — Страшно было?

— Н-нет, — всхлипнула Лора. — Это было необыкновенно! Но, Лори!.. — Она остановилась, взглянула на брата. — Разве жизнь, — пробормотала она, — разве жизнь…

Но то, что ей хотелось сказать о жизни, не укладывалось в слова. Неважно. Он понял ее.

— Да, дорогая, что поделаешь, — сказал Лори.

Жизнь матушки Паркер >перевод П. Охрименко

Когда литератор, квартиру которого старая матушка Паркер убирала каждый вторник, открыл ей в то утро дверь, он спросил ее о внуке. Стоя на половике в маленькой темной передней, матушка Паркер протянула руку, чтобы помочь джентльмену закрыть дверь, и только потом ответила.

— Вчера мы его похоронили, сэр, — сказала она спокойно.

— Бог ты мой! Какая жалость! — сказал литератор сочувственно. В эту минуту он как раз завтракал. На нем был поношенный халат, в руке он держал скомканную газету. Ему стало как-то не по себе. Он не мог уйти в теплую столовую, не сказав чего-нибудь… чего-нибудь еще. Зная, что эти люди придают большое значение похоронам, он мягко сказал:

— Надеюсь, похороны прошли благополучно?

— Как вы сказали, сэр? — глухо переспросила матушка Паркер.

Вот бедняга! У нее был совсем убитый вид.

— Надеюсь, похороны прошли… э… удачно? — повторил он.

Матушка Паркер ничего не ответила. Опустив голову, она проковыляла на кухню, сжимая в руке старую кошелку, в которой принесла тряпки для уборки, передник и войлочные туфли. Литератор вздернул брови и вернулся в столовую.