Медовый месяц - [48]

– Нью-Йорк – разновидность интересной водоросли, – сказал он.

Вы знаете, что я хочу сказать: он сразу все понимает. Понимает, о чем я говорю. Я оборачиваюсь, чтобы лучше рассмотреть его, и мы долго смотрим друг на друга. Я думаю о том, как я обманывала себя насчет него все эти годы. Это самый красивый мужчина из всех, кого я знала. И дело не в том, как он выглядит, – дело в его присутствии и моем пребывании в его присутствии, дело в растворенной в воздухе магии. Словно ты ребенок и твой папа берет деревянную ложку и говорит тебе, что может творить ею волшебство, и в это время ты абсолютно веришь ему – ты знаешь, что деревянная ложка – волшебная, а вселенная – таинственное и прекрасное место, и что все возможно, и что жизнь – таинственная и прекрасная штука. И ты рада, что живешь.

– Вы, наверное, меня не помните, – сказал он.

– Наверное, – соглашаюсь я. – Мы встречались?

– Да.

– Где же мы встречались? – спрашиваю я.

– В Лондоне. В ресторане. Кажется, в итальянском.

– Итальянском?

– Я взял ризотто.

– Ризотто? – спрашиваю я.

– И вы тоже.

– Вот как? И что же случилось потом?

– Мы… гм… мы вместе поехали в такси.

– Вот как? – говорю я. – А потом?

– Потом мы играли в игру.

– В игру? – говорю я.

– Да, – говорит он, – в игру.

– А что было потом?

– Ничего.

– А потом? – спрашиваю я. – Что было после ничего?

Алекс улыбнулся.

– Вы написали мне сотни писем? – спросила я.

– Я написал вам одно письмо, – сказал он. – Вы не ответили. Решили, что так будет лучше. И я уважаю ваше решение.

– Одно, – сказала я, прижав это письмо к груди – метафорически.

Знаю, мне следовало сразу же вернуться в комнату и больше не выходить. Но на самом деле такого выбора у меня не было. Мне было необходимо узнать – мне необходимо было узнать, что случилось. Вся беда в том, что если это было хорошее известие, то оно было плохим… так сказать.

– И о чем говорилось в этом письме?

Он ненадолго задумался, а потом проговорил:

– Вам этого не нужно знать.

– Здорово, – сказала я, протянув руки, словно это был счастливый конец. – Сегодня я вышла замуж.

– Вот как? – сказал он и ненадолго задумался. А потом проговорил: – И я тоже женился.

– Правда? – спросила я вежливо. Вежливо! О боже. На самом деле я со скоростью в сотни миль в час падала в дыру где-то внутри себя. У меня захватило дыхание. Я чувствовала, что должна схватиться за что-то, но если бы я сделала это, он бы увидел, что я падаю.

Он спрашивал меня о чем-то, но я не слышала. Я продолжала падать.

– Простите? – вежливо сказала я, когда благополучно приземлилась в преисподней.

– Я спросил: о чем вы думаете?

– Я вас ненавижу, – сказала я. Это было единственное, что оказалось под рукой.

Он рассмеялся.

– Иди сюда, – сказал Алекс и шагнул к балюстраде. По языку его тела я поняла, что он не хочет, чтобы нас слышали.

Я сказала:

– Послушай, я хочу лишь проверить реальность. Сейчас я вернусь в комнату, а потом выйду снова и увижу… Я увижу…

Я вошла внутрь. На кровати храпел Эд. Это не помогло. Я глубоко вдохнула. Ничего не помогало. Я вышла опять.

– Ты все еще здесь, – сказала я.

– Иди сюда, – сказал он. Он говорил тихо, мне на ухо:

– Все не так… Не так должно было быть. Теперь, оказавшись совсем рядом, я ощутила внутри него какую-то дрожь. Я заставила себя обхватить его руками и сказать ему, что все будет хорошо.

– Я думал о тебе, – сказал он.

– Я тоже о тебе думала, – сказала я. Я чувствовала себя как в обмороке – женщины в прежние времена часто падали в обморок из-за сексуального подавления, и теперь я знаю, что они чувствовали. Я чувствовала себя как в обмороке.

Это лучше, чем секс, подумала я, и это о чем-то говорит, так как обычно я думаю, что лучше секса только шоколад. Потом до меня дошло: о чем я говорю! Ведь это и есть секс, секс в мою брачную ночь. И эта мысль так потрясла меня, что я шагнула назад.

Его мысли, наверное, следовали тем же путем, потому что он тоже шагнул назад – мы отшатнулись друг от друга, как будто нас оттолкнуло включившееся магнитное поле.

– Мы съедем из этого отеля, – сказала я.

– Не надо, – сказал он. – Все равно мы завтра уезжаем.

– Хорошо. Значит, так тому и быть, – проговорила я, рубанув ладонью по воздуху. – Не думаю, что мы должны… ты понимаешь…

– Не хочешь, чтобы мы остались друзьями? – спросил он. Но с улыбкой, и я поняла, что он шутит.

Я не могла рассмеяться. Все, что я могла, – это уйти.

Глава четырнадцатая

– Ты как-то странно себя ведешь. В чем дело? – спросил Эд.

– Ничего особенного, – ответила я, спрятавшись на лестничной площадке за колонной и торопливо нажимая кнопку лифта. Я нажала ее раз пятнадцать. – Просто уже поздно, мы устали, а коридорные любопытствуют.

Когда я выдернула себя с балкона, это, должно быть, произвело такой треск, какой бывает, когда открываешь особенно липкую застежку-липучку, потому что Эд вдруг открыл глаза и сказал:

– Я голоден. Пойдем поужинаем.

– Уже полночь, – ответила я.

– Ну и что? Мы в городе, который никогда не спит.

Выйдя в холл, я сказала:

– А ты ведь не хотел лететь в Нью-Йорк, помнишь?

– Но теперь я здесь, – ответил он. – Ты что, прячешься от кого-то?

– Нет.

– Что-то не так?

– Нет, – ответила я.