Медный всадник. Жизненный путь Этьена Фальконе - [9]

– Но Россия пока не торопится увековечить славу своего героя в назидание потомкам. – В голосе Вольтера послышалась горечь. – Я получил оттуда отказ на свое предложение написать историю Российской империи при Петре Великом. Русский академик Ломоносов считает, что панегирик шведского короля Карла XII, который к тому же не был очевидцем русской жизни, не может быть другом русскому царю. Но историк в своих трудах не может быть чьим-то другом. Умаляя достоинства своих врагов, русские умаляют себя. Шведский король не был ничтожным правителем, тем значительнее фигура его победителя.

– Возможно, что русские сами хотят описать свою историю, ведь сам Ломоносов работает над написанием древней российской истории, – сказал кто-то.

– Очевидцем которой он тоже не был, – ревниво отозвался Вольтер. Я хочу писать публичную, а не частную историю Петра Великого, о которой известно много анекдотов, – продолжал он. – Истории многих основателей наполнены нелепыми баснями. Многое из того, что сделано Петром, приняли бы за басни, если бы неопровержимые доказательства не подтверждали сделанного. Тайна его кабинета, спальни и его стола не может быть известна. Если и были люди, которым были известны подробности его жизни, князь Меншиков или генерал Шереметев, то они не написали записок об этом, и, следовательно, все, что теперь основано на одних только слухах, не заслуживает какой бы то ни было веры. В этом случае надо писать по его деяниям, а все прочее предоставить перу тех, которые находились при нем долгое время. Светоний, описывающий жизнь первых императоров римских, рассказывает о делах их более тайных, но был ли он в близкой связи с двенадцатью цезарями? Как можно полагаться на слова историка, который вздумал обнаружить в себе страсть к открытию всех сокровеннейших тайн государя, отделенного от него расстоянием в два века?

Многие пишут историю новейшую и с такой отважностью выдают оценки всех сражений, в которых не вдруг дали бы отчет и сами генералы. Забавно видеть, с какой уверенностью тот и другой публикуют то, о чем даже военные не могут с достаточной уверенностью сказать. Они непрестанно твердят, что нужно смело говорить истину, между тем, как им надо бы вперед разобрать и увериться в этом самим.

Другой вид ораторской лжи, который употребляют историки, – это когда они заставляют государей говорить то, чего они не говорили и даже не должны были говорить. Эти вольности и вымыслы не могут быть терпимы. Когда доказываешь истину, не надо бояться обличить ложь даже людей известных, их укоризны и ругательства должны так же мало препятствовать истине говорить, сколь мало подлость преступника препятствует правосудию наказать его. Сколько угодно примеров, которые учат нас быть осторожными в рассуждении бесчисленного множества анекдотов такого рода.

Бывают ошибки исторические, бывает и ложь. Романисты, выдающие бредни свои за истину, достойны презрения. Они во зло употребили свои сомнения и предположения свои обратили в истину.

Известны мнимые истории о Петре Великом, где ему приписывается то, чего не было, и много другого такого же разбора. Это кропатели пасквилей, торгующие клеветой. Очень жаль, что изящное искусство книгопечатания имеет один весьма значительный порок – предавать тиснению клевету и ругательства. Из этого прекрасного искусства сделали самое гнусное ремесло. Книгопродавец заказывает книгу точно так же, как купец заказывает на фабрике какую-нибудь материю; и, по несчастью, выискиваются такие писатели, которых нужда заставляет продавать труд свой этим торгашам, как работу по подряду. Отсюда-то и произошли эти грубые панегирики и постыдные пасквили, которыми завалена публика; и это гнуснейший порок нашего века. Никогда история не имела такой нужды в достоверных свидетельствах, как в наше время, когда бесстыднейшим образом торгуют ложью и обманом.

И даже если бы это была правда. Может быть, и великие мира сего, как и частные люди, предавались слабостям человеческим, известным одному или двум поверенным, но кто дал тебе право открывать публике то, что каждый человек имеет право в своем доме скрывать, с какими намерениями выдаешь их? Конечно, для того, чтобы позабавить любопытных, угодить их испорченному вкусу и увеличить расход книги, которую без этого, может быть, никто бы и читать не стал. Если бы эта слабость государственной особы, если этот тайный проступок, который ты стараешься сделать известным, имел влияние на дела общественные, если он был причиной проигрыша сражения, расстройства финансов и несчастья граждан, то ты должен говорить о нем, твой долг показать всем эту пружину, от которой произошли важные события. Если же нет, ты должен молчать. Впрочем, для людей образованных и умных приятнее видеть великого человека, трудящимся 25 лет для счастья обширной империи, нежели узнавать самым неверным способом о том, что этот великий человек мог иметь общего с подлыми людьми. Тот, кто любит истину, сомневается в истинности этого портрета, сверяя с ним жизнь императора, и люди, встревоженные ядовитостью и презрением, с которыми историки распространяются в рассуждениях о государе, осыпавшем их милостями, приведены в гнев зрелищем, в котором эти писатели производят гражданскую войну ни для чего другого, как только для удовольствия. То, что создано Петром, известно всему свету, и надо только описать то, чему все были свидетели. Сам Петр Великий – первый поручитель истинности сказанного.