Медный всадник. Жизненный путь Этьена Фальконе - [21]

– Я более рационалистичен, – сказал Фальконе, – хотя тоже считаю, что цель христианства – счастье людей, оно показывает каждому человеку путь к блаженству. Но в наше время уже нельзя довольствоваться сказочными сюжетами. Религия – только форма, в которую вкладывается рациональное содержание. Это не только объяснение мира, но и нравственный кодекс, который предписывает человеку определенный образ жизни. Человечество испытало множество вариантов существования и пришло к христианству – новой культуре, наиболее целесообразному устройству жизни, выношенному в результате тысячелетнего опыта человечества. Поэтому я считаю, что догматы и учение христианской церкви имеют глубочайший смысл. Нам неизвестно происхождение заповедей, хотя Церковь прямо указывает на их божественное происхождение. Я склонен считать, что это правила жизни, найденные и сохраненные безвестными подвижниками – жрецами и монахами. Они предписывают человеку, как поступать, чтобы достичь благодати не только своей, но и общей. Но для того, чтобы соответствовать этим требованиям, вовсе не обязательно быть религиозным. Многие из моих знакомых не верят в Бога, но они живут в согласии с теми нравственными заповедями, о которых вы говорите. Я отношу себя к более современным католикам-деистам, которые относятся к идее Бога более реально, но для меня образ жизни добродетели тоже всегда был и останется главным жизненным правилом. Никакие соблазны не смогут свернуть меня с этого пути. Я не стремлюсь к счастью, вернее, к тому, что большинство людей называет счастьем. Мое счастье в моей работе, в упражнениях духа, а не в ничтожных удовольствиях плоти, которые лишь расточают силы и от которых ничего не остается в жизни, кроме потерь.

– Не будьте так самонадеянны, – остановил его Луи. – Разве не сказано в Писании: когда возвращается изгнанный злой дух туда, откуда вышел, то приводит с собой семь других, злейших его, и бывает для человека того последнее хуже первого. Человек слаб, и без помощи Божьей он не может совладать с искушениями, которые гораздо сильнее его. Не кичись своей добродетелью, так как в любой момент можешь пасть ниже самого последнего грешника. Нет человека, который был бы защищен от сомнения и греха. Пока христианство остается верой, будет существовать и грех. Нам открыта великая истина, но эта истина еще не обработана разумом. Человечество еще не постигло идею христианства. Пока оно не осознано, оно относится к области чуда. Но если до сих пор еще не найдено объяснение многим явлениям, то это не значит, что оно вообще не может быть найдено. Я верю, что когда-нибудь христианство превратится из веры в убеждение. Дух истины придет на землю, и тогда наступит время, о котором сказано в Новом Завете, – когда после всех страданий воцарится на земле Царство Божие.

Фальконе работал над фигурами в церкви Святого Рока почти десять лет. Но все эти годы он больше не встречал Луи. «Он решил оставить светскую жизнь», – уклончиво отвечал кюре Мардюэль на расспросы скульптора о его таинственном собеседнике. И Фальконе вскоре забыл о нем.

Всего Фальконе сделал для церкви Святого Рока восемь фигур, среди них: умирающий Спаситель, Богородица, Моисей и Давид. Капелла «Распятие» состояла из трех фигур. Статуи располагались в определенном порядке. В центре помещалась группа «Благовещение» – две фигуры в сиянии золотых лучей. Разделяющий их просвет уводил в глубину пространства – к завершающей группе «Распятие» с фигурой Марии Магдалины, рыдающей у подножия Креста.

Но и здесь, как в статуе Людовика XV, Фальконе был связан с ограничивающими его условиями. Единственное, что смог он добавить к первоначальному замыслу, – это высокий цоколь из беспорядочно сложенных природных необработанных камней, служащих основанием для мраморных фигур.

Пигмалион

В конце 50-х годов Фальконе получил от Дидро предложение написать для Энциклопедии статью о скульптуре. Судьба вновь свела его с Дени Дидро и энциклопедистами. Они стали часто видеться. Встречались у Руссо или у барона Гольбаха, реже – у мадам Жоффрен. Госпожа Жоффрен любила Дидро и его друзей, но не хотела себя компрометировать из-за них; кроме того, у нее было не принято говорить ни о философии, ни о политике. Добродушный и простоватый Дидро, робкий и застенчивый в обществе, увлекаясь, говорил с жаром, и госпожа Жоффрен старалась уводить его, когда разговор заходил о политике. Издание Энциклопедии, главным действующим лицом которого являлся Дидро, наделало много шуму в обществе и дало повод говорить о появлении партии философов-энциклопедистов, подкапывающихся под алтарь и находящихся в оппозиции к королевской власти. Академические занятия над словарем, в которые погрузился Дидро, оказались совсем небезопасными.

Дидро стал душой Энциклопедии и как главный ее редактор достиг огромного авторитета. Первым помощником Дидро в работе над Энциклопедией стал Д’Аламбер. Все выдающиеся люди Франции сотрудничали в Энциклопедии: Монтескье и Вольтер, Гольбах и Бюффон, Гельвеций и Руссо, Тюрго и Кенэ. Все поражались, как удалось Дидро при столь большом количестве совершенно различных авторов добиться такого единства мыслей в Энциклопедии. «Он умеет для каждой темы выбрать самого подходящего автора, договориться с ним, подсказать нужные идеи и наилучший способ их выражения. Он имеет свою собственную точку зрения по всем вопросам, но никогда не навязывает ее. Он большой политик: он никогда не ставит автора в противоречие с самим собой и не принуждает его высказывать чужие мысли. И в то же время его работа редактора включает и такую правку, которую можно рассматривать как соавторство. Он много работает за других: одному он дает мысль, другому – разрабатывает сюжет, третьему – выправляет слог, четвертому – попросту вставляет страницы. Перед ним склоняются все – даже старик Вольтер, который не признает никаких авторитетов», – говорили о Дидро. Сам он признавался: «Когда я взялся за Энциклопедию, у меня не было ни литературного имени, ни веса в обществе. И когда мне предложили Энциклопедию, я понял, что это дело, которому я посвящу жизнь». Но Энциклопедия – это адская работа. Кроме того, что Дидро просматривал все рукописи, писал статьи по истории, философии и государственному праву, он еще и сам вел отдел «Ремесла». Он хотел описать все современные отрасли производства, посещал мануфактуры и мастерские, рассматривал станки и машины, расспрашивал рабочих, заставлял художников делать чертежи и рисунки.