Медный лук - [42]

Нет, надо бежать отсюда, а иначе он задохнется. На него свалился такой груз, какого ему не осилить разумом и не поднять. И уже на ходу, бросившись к двери, он все же спросил:

— А откуда ты взяла, что он по дому тоскует?

Ее глаза заволокло голубоватым туманом:

— Мне просто так кажется.

Девочка низко наклонила голову, встала на коленки — скатать циновку.

Он резко хлопнул дверью. Проклятье! По дому тоскует! Этакий самодовольный верблюд!

Но откуда она вообще знает про тоску по дому?

Никак не сосредоточиться на работе. Кровь стучит в висках. Детские вопросы Лии выпустили наружу бесов, которых он так старательно запирал внутри. Сколько еще можно жить такой жизнью? Весь день у горна думал он о пещере в горах. Дважды клал молот, выходил из мастерской и, стоя на пороге, глядел вдаль — туда, где очертания далеких холмов дрожат в жарком мареве, а за ними встает бездонная голубизна летнего неба. Ему долго удавалось обуздывать себя, подавлять тревогу, заталкивать в угол нетерпение, выбивать их могучими ударами молота по наковальне. Но сегодня они вновь накинулись на него, и в сто раз сильней. Целый день он работал с неистовой страстью, пытаясь вколотить жажду свободы в неподатливый металл, стараясь не смотреть на далекие холмы. Ближе к вечеру отложил молот, тщательно прикрыл угли землей, как делал перед наступлением субботы, и запер дверь мастерской.

— Мне надо уйти, — объяснил он сестре. — В доме достаточно еды и питья, и масла в плошке хватит на всю ночь.

— А ты вернешься? — она, наверно, почувствовала бесов, толкающих его в спину.

— Конечно. Заложи дверь на засов.

Вот она, дорога к холмам. С каждым шагом спадает усталость. А перед утомительным подъемом почувствовал — воздух становится прохладней. Легкий ветерок в вершинах кипарисов. С каждым вздохом легкие наполняются свободой.

Долгими ночами в доме Симона представлял он себе этот миг — снова в родной пещере. В первую минуту все было так, как он воображал — крики удивления, радость возвращения домой. Но волнение быстро улеглось. Рош, наскоро разузнав новости, вернулся к неоконченному спору, полному взаимных проклятий. Даниил отправился бродить по лагерю, заметил пару новых лиц, но долгожданный бурный восторг не приходил. Он понимал, чего ему не хватает. Карабкаясь вверх по тропинке, он так надеялся увидеть знакомую фигуру, неистово мчащуюся навстречу. Но, конечно же, у черного великана найдутся и другие дела, не сидеть же ему днями и ночами, высматривая его, Даниила. Но почему Самсона вообще нигде не видно? Он потрогал камень — горн еще теплый на ощупь.

— Как тебе жизнь в селении? — спросил Иоктан, сбрасывая огромную охапку хвороста, принесенную им для костра.

Показалось ему, что в голосе подростка звучит враждебность — или, может, зависть?

— П-п-принес чего-нибудь пожрать?

Даниил удивился. Ему и в голову не пришло нести сюда еду.

— Теперь с мясом плоховато, — усмехнулся Иоктан. — Пастухи выставляют засады, похоже, от нас научились. П-п-побили двоих, сильно побили. Пастухи в дурном расположении духа, и Рош приказал на время затаиться.

Даниилу вдруг пришло в голову, что, пока он жил в пещере, ему казалось — овцы на склонах ничьи, бери не хочу. А теперь он знает, как зовут владельцев отар, и они совсем не богатые люди.

— Ничего, — присвистнул Иоктан, — терпения Роша хватит ненадолго.

Даниил рассмеялся, отгоняя тревожные мысли:

— А где Самсон?

— Кто знает. Самсону никто не указ.

— И Рош ему позволяет?

— Попробуй не позволь. Сдается мне, Рош уже давно жалеет, что освободил эту неразумную скотину. Смотри! Вот и он. И что принес!

Великан показался у входа в пещеру. На плечах — огромный баран весом со здорового мужчину, а ему явно не тяжелее кролика. Самсон сбросил тушу к своим ногам, стоит, ухмыляясь, глядя то на одного, то на другого и ожидая похвалы. С криком радости Даниил бросился к нему. Широкая белозубая улыбка разделила надвое черное лицо. Даниил расплылся в ответной улыбке. Гигант переступил через овечью тушу, и вот он уже на коленях перед Даниилом. Юноша схватил могучие руки, крепко сжал. Они стоят, не произнося ни слова, только улыбаются друг другу.

Двое обитателей пещеры бросились к туше, с яростью шакалов сдирают шкуру. Другие тащат хворост для костра, готовят вертела. Все валом валят из пещеры, прослышав про грядущий пир. Рош только глянул сердито, но ничего не сказал.

Пока жарилось мясо, Даниил никак не мог решить — говорить Рошу об отряде или нет? Не хотелось портить впечатление — лучше уж рассказать, когда наберется целая армия. Да и день сегодня неподходящий, Рош явно в плохом настроении.

— Твой приятель Иоиль, — спросил между делом вожак, — встречаешь его иногда?

— Да, довольно часто.

— Не выпускай его из виду, — гаркнул Рош. — Он мне скоро понадобится.

Больше ничего не сказал и не очень-то вслушивался в рассказ Даниила о жизни в мастерской Симона.

Ночью Даниил сидел у костра. Хорошо! Потрескивает хворост, взметаются язычки пламени. Брюхо набито жареной бараниной. Спина опирается на камень, чувствует лопатками знакомые вмятины.

— Неплохо вернуться домой!

— Неп-п-плохо сытно пожрать, — Иоктан ладонью вытер жир, капающий с подбородка. — Надо тебя за это благодарить.