Медный гамбит - [73]

И опять этот темплар возвращал жизнь Руари.

— Ру-?

Медное лицо повернулась не к ней, а к Павеку. — Я собирался тебя убить. Моя единственная ошибка — мне это не удалось.

— Твое слово против моего, червяк, — холодным, замораживающим голосом ответил Павек. — И я услышал твое предупреждение. Второго шанса у тебя не будет.

Одиннадцатая Глава

Земля между друидскими рощами была ничуть не мягче булыжной мостовой любой улицы Урика. Сандали Павека издавали знакомый, успокаювающий шорох, когда он быстрым шагом шел к далекой группе деревьев, которая на самом деле была рощей Телами. Он был благодарен холодному ветру, который дул ему в лицо прямо из этой рощи — или из рощи Акашии, так как два друида решили, что они будут учить его попеременно — но уже не нуждался в проводнике, чтобы дойти до рощи.

Как бы не тверда была эта земля, многие поколения друидов, ходивших от деревни до рощи и обратно, оставили на ней свой след. Во время ходьбы заняться было нечем, и он научился находить след в глуши по цвету и структуре почвы. Сейчас он мог отличить даже более тонкие и почти незаметные следы, ведущие из одной рощи в другую. Во время своих занятий ему удавалось создавать только крошечные, быстро испарявшиеся водяные шары, или огненные сферы, которые скорее дымили, пылали, зато он начал строить в уме карту Квирайта: деревня, абсолютный центр, окруженная обработанными полями, и промежуток пустыни между деревней и Солнечным Кулаком, усеянный рощами. Он думал, что рощ не меньше двадцати, если он во время ужина правильно пересчитал друидов высокого ранга, каждый из которых ухаживал за одной рощей.

Он делал все это, не задавая вопросов. Оказалось, что избавиться от некоторых привычек труднее, чем от других. Постепенно Павек привык к странным обычаям жителей Квирайта, и, например, больше не вздрагивал, когда кто-нибудь из них с улыбкой приветствовал его. Но в сердце он остался темпларом, а темплары не задают лишних вопросов, так как ответы, особенно честные ответы, рождают сомнения.

Вот почему, хотя он больше прогрессировал, стремясь стать мастером-друидом, именно в дни с Акашией — и у них было еще несколько дней, с того памятного, первого, когда она вызвала его на бег через луг с густой травой — но предпочитал занятия в роще Телами. Старая женщина редко задавала вопросы, и никогда не спрашивала ни о чем личном, но Акашия, как бы она не старалась, не могла скрыть своего любопытства, и спрашивала обо всем: о городе, о темпларах, о его личной жизни и, самое худшее, о разнице между ее лекциями и тех, которые ему читала Телами.

Как если бы темплар низкого ранга осмеливался спрашивать мнение темплара высокого ранга о Верховном Темпларе!

Конечно, обе женщины настаивали, что в Квирайте нет иерархии. Ты равен всем и относись ко всем, как к ровне, говорили они. Говори то, что ты думаешь, говорили они. Мы ценим твои мысли, Павек. Не сомневайся, говори нам все, что ты хочешь сказать.

Не думают ли они, что, он, кровь Гита, безмозглый идиот? Он же видел, как они все кланяются Телами и разве что не ползают у ее ног. Они улыбаются и называют ее Бабушкой, а она улыбется им в ответ и говорит спасибо…

Очень вежливо и дипломатично.

Клянусь милосердием Хаману! Он видел сотни фестивалей в Уруке, дети кидали букеты цветов к ногам короля-волшебника, и он улыбался, он говорил спасобо, и никто даже на мгновение не забывал, где находится власть и сила, и кто может использовать ее, вежливо, культурно и без малейшего колебания и угрызений совести.

День за днем они говорили ему послать свое сознание в сердце Квирайта, поискать стража. Что же они думают, что он не найдет кости под деревом? Неужели они не понимают, что он давно догадался о судьбе тех, кто пытался и не сумел?

Не клеблясь говори нам все, что думаешь, наперегонки твердили они.

Пусть сначала дождь будет лить сто дней и сто ночей, прежде чем он попадется в эту ловушку. Тысячу дней!

Так он поклялся себе, пока шел по этой твердой земле.

Они все так и липли к нему, все эти друиды с их открытыми, улыбающимися лицами, без единого шрама. Он должен спросить себя, а не было ли других причин, по которым он предпочитал те дни, когда его учителем была Телами, и ответы заледенили кровь в его жилах. Акашия была особым ручным животным Телами, ее наследником и уже — как ветеран гражданского бюро он точно подмечал все эти вещи — следующим по силе друидом в Квирайте. Она не походила ни на одного из тех, кого он встречал раньше в своей жизни: честная, справедливая, любопытная и хорошо уравновешанная — вроде его ножа со стальным лезвием.

Все жители Квирайта любили ее, но никто не любил ее больше, чем Руари, чего она — про всем своем любопытстве — похоже не замечала. Он, Павек, нет, он не любил ее. Он подслушивал разговоры соседей за ужином и мало-помалу узнал историю полуэльфа. Если бы их пути пересеклись, если бы он не был мальчуганом, когда это все случилось, он бы убил темплара, который изнасиловал мать пацана; он сделал намного больше, когда этот зверь изнасиловал Дованну, и по этой же причине он убил бы любого хищника или даже самого Элабона Экриссара: они были больны, и их надо было уничтожить прежде, чем они распространили свою болезнь.