Медленный огонь - [2]

Шрифт
Интервал

ОХРАННИК. Ад.

ВЕРЗИЛОВ. Я не понял… где я?

ОХРАННИК. В аду.

ВЕРЗИЛОВ. Это как?

ОХРАННИК. Ад. Вечные муки.

ВЕРЗИЛОВ. В смысле ад, рай, ангелы, всякое такое?

ОХРАННИК. Ангелов тут нет. Просто ад.

ВЕРЗИЛОВ. Врешь! Это Алексашенко у себя в Горках так прикалывается? Креста на нем нет, на ироде!

ОХРАННИК. Последний раз предупреждаю: про крест не надо.

ВЕРЗИЛОВ. А что ты мне сделаешь? Если я и так в аду, хуже мне не будет…

ОХРАННИК. Это так кажется. Всегда может быть хуже.

ВЕРЗИЛОВ. Ну, а что конкретно сделаешь?… Что?… Ой, не надо… я пошутил… Бога нет… Враки поповские… Извините… Слушай, я и не думал… Серьезно, а разве ад есть?

ОХРАННИК. Ну вот он.

ВЕРЗИЛОВ. Ну, знаешь… так сразу не поверю… как это я в ад попал… между прочим, я живой еще…

ОХРАННИК. Мертвый. Вчера не дозвонился до Константина Ивановича, вышел из Дома Правительства, сел в лимузин — бац, инфаркт.

ВЕРЗИЛОВ. Ну, ничего себе. Помню, дышать стало трудно… Говорю же, не пил, тут дело серьезнее… И меня, стало быть, оперативным образом в больницу… Хвалю Степана… Не зря ему башляю… Довез-таки до клиники…

ОХРАННИК. Не клиника тут. Ад.

ВЕРЗИЛОВ. Так я живой. Все понимаю. С тобой говорю. У меня если хочешь знать, душа есть…

ОХРАННИК. Нет у тебя души.

ВЕРЗИЛОВ. Есть душа! Есть у меня душа… есть… вот здесь…

ОХРАННИК. Нет у тебя души. Когда душа есть, она болит.

ВЕРЗИЛОВ. Так у меня болит! Вот здесь, между прочим, побаливает…

ОХРАННИК. Это желудок. Ты в Доме Правительства вчера съел лишнего.

ВЕРЗИЛОВ. Ну и съел… Скажите, пожалуйста, вина какая… покушал… Я же заплатил… По счету рассчитался… Право имею… У меня деньги не ворованные…

ОХРАННИК. Ворованные.

ВЕРЗИЛОВ. Ну и пожалуйста… так ведь не все деньги у меня ворованные…

ОХРАННИК. Все.

ВЕРЗИЛОВ. Ну и пусть… Подумаешь, прокурор нашелся… Сегодня многие берут. Я даже и не знаю таких, кто не берет… Что ж теперь, всех в ад сажать?

ОХРАННИК. Всех.

ВЕРЗИЛОВ. Всех?… И Прохор Семеныча тоже?… Так он и пойдет… И Алексашенко тоже?… И… сам знаешь кого… насмешил ты меня! На всех воров твоей гостиницы не хватит! Сколько здесь комнат?

ОХРАННИК. Достаточно комнат.

ВЕРЗИЛОВ. Этак все здание на одних воров уйдет… а, если хочешь знать, воровство — грех не самый тяжкий… Похлеще есть… я тебе такое порассказать могу… признательные показания если делать… много разных грехов имеется… Как там сказано в Библ…?… все, молчу… в одной книжке сказано… ну, мол, не убий, не прелюбодействуй… еще там про отца что-то… и мать не обижай… и что, всех-всех сюда? … много же здесь народу!

ОХРАННИК. До черта.

ВЕРЗИЛОВ. А что ж я один сижу? В одиночке держите? А на прогулки выводят?

ОХРАННИК. Гулять негде. А с народом познакомишься. Сейчас гости будут.

ВЕРЗИЛОВ. Гости? Тоже — покойники? В компании веселей… А что за публика? Солидная, спрашиваю, публика? Мне уголовников не надо…

ОХРАННИК. Разные есть.

ВЕРЗИЛОВ. Сам понимаешь… вес в обществе имею… Ты меня с ворьем в одну камеру не сажай… Гости, еще чего … Только по предварительной договоренности… И костюм верни… неудобно… правительственный чиновник… лидер партии… в кальсонах…

ОХРАННИК. Так положено.

ВЕРЗИЛОВ. Что положено? В нижнем белье?…

ОХРАННИК. Тут не рай, чтобы голыми ходить, а в одежде ты по земле гулял. Решили — пусть все будут в нижнем белье.

ВЕРЗИЛОВ. Понимаю… чтобы вид был порочный… карикатура… только вот холодновато… мерзну я в кальсонах…

ОХРАННИК. Привыкнешь. Еще просить будешь, чтобы тебя на холоде оставили.

Входит Кобыляцкая. На ней нижнее белье в кружевах. Чулки с подвязками. Старается держаться так, словно одета в платье.

ВЕРЗИЛОВ движется ей навстречу, он приосанился, говорит, по привычке, барственно.

ВЕРЗИЛОВ. Прошу, прошу. Меня предупреждали о вашем визите. Ну-с, что могу для вас сделать? Заранее скажу, я не всесилен, хе-хе…

КОБЫЛЯЦКАЯ. Господин Верзилов! Слух прошел, что вы к нам присоединились, и я первой вызвалась знакомиться!

ВЕРЗИЛОВ. Минуточку… Я здесь, скажем так, по недоразумению. Этот вопрос уже прорабатывают. Два-три телефонных звонка…

КОБЫЛЯЦКАЯ. Да что вы говорите, господин Верзилов! Отсюда еще никто не уходил!

ВЕРЗИЛОВ. Нерешаемых вопросов, хе-хе, не бывает. Константин Иванович вернется из командировки… Такие вещи, как понимаете, решаются наверху. Так вы меня, значит, узнали? Телевизор смотрите?

КОБЫЛЯЦКАЯ. Я у вас интервью брала. Варвара Кобыляцкая, «Открытое общество».

Я была одета иначе, разумеется.

ВЕРЗИЛОВ. Ну что вы… Вам так очень идет… Даже лучше…

КОБЫЛЯЦКАЯ. В здешних туалетах есть преимущества… Где увидишь лидера партии в исподнем? Только в преисподней… Каламбур! А вы представительный мужчина! Спортом занимаетесь?

ВЕРЗИЛОВ. Теннис, гольф… Присаживайтесь … эээ…

ищет, куда усадить даму

Предпочел бы принять вас у себя в кабинете…

КОБЫЛЯЦКАЯ. А можно, я на постель присяду… Говорят, у вас в кабинете секретная дверь — а за ней спальня? И вы туда каждую секретаршу?… Мы, журналистки, такие! Нам все надо знать! Садитесь рядом — и давайте болтать! Вот что здесь хорошо — много времени! На том свете вы бы от меня быстро улизнули!

ВЕРЗИЛОВ.

Вообще-то, я интервью не даю…

КОБЫЛЯЦКАЯ.

Пара вопросов, по-дружески. Сюда какими судьбами? Мужчина нестарый… Признайтесь — сами преставились? Или помогли?


Еще от автора Максим Карлович Кантор
Чертополох. Философия живописи

Тридцать эссе о путях и закономерностях развития искусства посвящены основным фигурам и эпизодам истории европейской живописи. Фундаментальный труд писателя и художника Максима Кантора отвечает на ключевые вопросы о сущности европейского гуманизма.


Красный свет

Автор «Учебника рисования» пишет о великой войне прошлого века – и говорит о нашем времени, ведь история – едина. Гитлер, Сталин, заговор генералов Вермахта, борьба сегодняшней оппозиции с властью, интриги политиков, любовные авантюры, коллективизация и приватизация, болота Ржева 1942-го и Болотная площадь 2012-го – эти нити составляют живое полотно, в которое вплетены и наши судьбы.


Медленные челюсти демократии

Максим Кантор, автор знаменитого «Учебника рисования», в своей новой книге анализирует эволюцию понятия «демократия» и связанных с этим понятием исторических идеалов. Актуальные темы идею империи, стратегию художественного авангарда, цели Второй мировой войны, права человека и тоталитаризм, тактику коллаборационизма, петровские реформы и рыночную экономику — автор рассматривает внутри общей эволюции демократического общества Максим Кантор вводит понятия «демократическая война», «компрадорская интеллигенция», «капиталистический реализм», «цивилизация хомяков», и называет наш путь в рыночную демократию — «три шага в бреду».


Каждый пишет, что он слышит

Художник, писатель и философ Максим Кантор в своей статье озадачился проблемой: почему из современной литературы совсем исчезли герои, тем более такие герои, каким хотелось бы подражать?


Учебник рисования

Летописи такого рода появляются в русской литературе раз в столетие. Писатель берет на себя ответственность за время и, собирая воедино то, что произошло с каждым из его современников, соединяя личный опыт с историческим, создает эпическое полотно, которое сохраняет все детали, но придает им общий смысл и внятность. Все мы ждали книгу, которая бы объяснила, что же с миром и с нами случилось, и одновременно доказала, что случившееся есть тема художественная, что хаос может оформиться в художественный образ эпохи.


Вечер с бабуином

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.