Медитация. Двенадцать писем о самовоспитании - [16]

Если мы намерены продолжить содержательное построение наших медитаций, то хорошо бы закрепить в глубине обе великие основные медитации дня и ночи: «Я есмь любовь!» и «Я есмь мир!». Те, для кого Христос еще не стал живой реальностью, могут думать о «Боге» или об идеальном человеке Отправляясь от этих основных медитаций, мы постараемся теперь обжиться в «Я».

Очень важно уметь непосредственно ощутить это «Я», которое глаголет здесь. Это станет величайшим приобретением в нашей жизни. Можно подготовить себя к этому, пытаясь ощутить другие «Я». К примеру, можно прочесть несколько страниц Гёте, отложить книгу и спросить себя: «Что за человек, что за «Я» открылось мне здесь?» Нам предстанет светлое существо, распахнутое миру, легкое и свободное духом. Можно вновь и вновь вкушать от такого «Я», питаться им, не думая при этом о каком‑то частном знании или чувствах. Чтобы почувствовать разницу, можно затем прочесть страничку из Ницше и посмотреть в глаза этому духу, или, точнее, этому «Я». Взгляд погружается в «Я» редкого духовного благородства, тонко развитое, свободолюбивое до упрямства. Подобные попытки нынешними людьми предпринимаются редко. Но они‑то и раскрывают жизненные глубины истории человеческого духа.

Невозможно выразить словами переживание, ожидающее нас, когда после таких приготовлений мы взираем на «Я», глаголующее в Евангелии от Иоанна. Его чистота — как прозрачнейший свет. Оно обладает уверенною силой, в ко–торой нет ничего от насилия, поистине лучезарной свободой, в которой нет произвола, щедрой самоотдачей, в которой пет слабости. Пробудившийся к этому чувству не ведает ничего более высокого, чем просто вглядываться в это «Я» и как бы купаться в его лучах. Более того, это очистительное крещение, вечно длящаяся вечеря. При этом можно покуда придерживаться исторического. Начинаешь хорошо понимать евангелиста Иоанна, которому, наверное, тоже хотелось всегда созерцать этот свет и который уже не мог более употреблять слово «Я» в отношении себя самого — он называет себя лишь «учеником, которого любил Господь», — после того как услышал слово «Я» из уст Христа. Но что можно узнать об этом важнейшем чуде из расхожих толкований Евангелия от Иоанна?

Очевидно, для большинства людей невозможно сразу увидеть свет этого «Я». Тогда пусть настоящее описание вызовет у них охоту погрузиться в глаголы «Я есмь», в один за другим, и взглянуть на самое сокровенное, что мы поначалу способны воспринять, — на существо Христа.

Первое изречение гласит. «Я есмь хлеб жизни» (Ин, 6: 35, 48).

Благодаря этому глаголу мы можем тотчас узнать, какое значение для нашего внутреннего воспитания могут иметь великие религиозные произведения прошлого. Вспомним «Вечерю» Леонардо. На картине Христос через свою левую, в щедром жесте раскрытую ладонь продолжается в лежащем на столе хлебе, и это не только прекрасная художественная находка, но подлинное откровение. Если мы воспримем это, то в глубинах души, куда мы и сами не в состоянии проникнуть, сформируется некое существо, подобное Христу. Через эту картину Христос совершает над нами таинство. Он передает нам Свои силы и дарует причастие. Исходя из этого, можно спросить: не пользуются ли зачастую и силы супостата такими же подспудно действующими в бессознательном средствами, чтобы губить людей незаметно для них самих? На Леонардовой картине Иуда противоборствует Христу, он протягивает навстречу Христовой руке не открытую, но конвульсивно сжатую ладонь, и не хлеб он держит в руке, но камень, твердый металл. Это — внешние руки Иуды и Христа. Но и внутренние руки говорят друг с другом и борются тем или иным образом. Два рода духов обращаются к нам и призывают нас сделать решающий выбор.

Камень и хлеб — это знаменательное противопоставление вновь и вновь звучит в глубине Евангелия. Когда искуситель сказал Христу: «Если ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами», — тогда ответил ему Христос: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих». Мы сами узнаем по опыту, что выдержанным испытаниям всегда соответствуют проявления божественной милости. Именно оттого, что Христос произнес эти слова в миг искушения и жил после этого, Он мог затем на горе насытить людей пищей более высокой, нежели хлеб. Он Сам есть «слово, исходящее из уст Божиих», которым могут жить люди. «Не хлебом одним будет жить человек», — величавым эхом звучит с небес, когда Христос идет по рядам и питает людей от Своей божественной жизни.

Таким образом мы приближаемся к пониманию того значения, какое имеют для медитации сами евангельские образы. Нужно только — именно в случае с образами Иоаннова Евангелия — сквозь внешность событий заглянуть в саму мировую историю. На горе собралось само человечество. Христос, исполненный жизненной мощи, проходит по рядам. Ученики Его здесь только помогают подавать. От Него же исходит сила, питающая людей. Величественный настрой благодарения объемлет этот образ и дивно пронизывает все вокруг. Если мы, отвлекаясь от отдельных слов и действий, о которых сообщают Евангелия, сможем воспринять Его Самого именно так, если сможем пережить Его слово так, что вместе с человекоосвящением скажем: «Словом Твоим душа моя станет здорова!», если сможем в собственном своем переживании слиться с Петровым исповеданием, которым знаменательно заканчивается пава о насыщении: «Господи! К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни», — тогда мы окажемся на пути к тому, чтобы исполнились слова о хлебе жизни…