Медитация. Двенадцать писем о самовоспитании - [15]
Но прежде мы должны ответить тем, кто жалуется, что не раз пытался медитировать, но не заметил никакого прогресса. В своем нетерпении люди всегда ждут много более скорого прогресса, нежели возможно. Нельзя взлететь на гору, можно только идти — медленно, шаг за шагом. Со мной тоже бывало, что после целого года напряженных медитаций я не ощущал почти никакого сдвига. И когда я затем пришел к Рудольфу Штайнеру, он заговорил именно об успехах. Я возразил, что у меня на сей счет другое мнение, и в ответ услышал: «Вы сделали большие успехи, только еще не осознали их». И вместо того, чтобы все время измерять свои успехи, я приучил себя размышлять о растении и постоянно напоминал о нем другим, что были недовольны собой. Нельзя все время копаться в цветочном горшке, проверяя, не проросло ли семя.
Это вернейший способ убить растение. Следует позаботиться о свете, воздухе и воде и уметь ждать. Даже когда росток уже появился, зачастую кажется, будто он вовсе не развивается. И у растущего ребенка нередко подолгу не заметно никаких признаков роста, хотя его изо дня в день хорошо кормят. А потом он вдруг за какие‑нибудь четыре недели резко вытягивается. Точно так же и с внутренней жизнью. Желая ее благоприятного развития, мы должны относиться к ней с тем же доверием, что и к растению и к растущему ребенку. Если мы недовольны, нужно проверять воздух, свет и воду, а не растущий побег. При надлежащем питании он наверняка вырастет сам по себе.
Первым и единственным ориентиром — зачастую на долгое время — будет чувство, что находишься на верном пути. Но иногда и этого нет. Впрочем, иногда все же возникает некое чувство голода, стоит нам пропустить «сеанс» внутренней работы над собой. Есть в этом душевном голоде нечто примечательное. Мало–помалу, если мы регулярно пестуем свою внутреннюю жизнь, мы заметим, что он возникает именно в тот час, когда мы привыкли медитировать. Как будильник, он напоминает нам о нашей обязанности. Люди, вынужденные много разъезжать и потому то и дело выпадающие из жизненного распорядка, очень страдают от этого отсутствия ритма.
Возникает ощущение полного внутреннего распада. Здесь косвенно дает о себе знать то, что антропософская духовная наука называет эфирным, или жизненным, телом. Эта низшая часть нашего душевного существа интенсивно живет во времени и ритме. Вот почему ритм столь благотворен как в медитации, так и в культе. Однако помимо благотворности, в жизни такой ритм означает еще и укрепление сил, важность которого постигаешь лишь исподволь. Возвратным потоком времени жизнь всякий раз отдает нам обратно то, что мы внутренне выработали в прошлый раз, и мы можем начать как бы там, где закончили. Всякая правильная медитация, всякое интенсивное отправление человекоосвящения, всякое в полную силу произнесенное «Отче наш» всегда приносит благо, если в следующий раз мы обратимся к тому, на чем закончили. Как будто гномы в промежутке успели еще на чуточку достроить дом.
Но куда хуже, чем с людьми, не ощущающими своего продвижения вперед, обстоит с теми, кто полагает, что медитировать им вообще «не под силу». Часто слышишь горестные жалобы, что на протяжении многих лет все попытки медитировать оказывались тщетны. Для многих людей путем к медитации может стать культ. Своими образами и словами, которые можно вспоминать всегда, в том числе и за повседневной работой, именно культ способен пробудить и воспитать во многих людях настрой благоговейного, любовного созерцания. Разумеется, дело не в том, что культ как раз и предназначен для тех, кто не умеет или еще не научился медитировать. Всякое оскорбительное слово по адресу культа воспринимается знающими, что есть культ, как преступление против ликующей божественной действительности. В христианском культе Сам Христос Своим присутствием воздействует на человека. Всякая самодовольная болтовня смолкает перед возвышенным действом. Но именно для подлинного христианства весьма характерно, что культ снисходит также и к людям, которые сами по себе еще не способны к медитативной активности. Он помогает им, как и другим, — иными способами. Пусть каждый решит, что более всего продвигает его вперед, это и есть для него наилучшее. Тогда и спорить будет не о чем. Но можно сказать и следующее: уже сама искренняя, неустанно повторяемая попытка медитировать продвигает человека вперед, даже если он всякий раз вынужден признать свою беспомощность и неспособность. Я не побоюсь сказать, что есть упражнения, которые я тысячи раз пытался делать в течение доброго десятка лет, но всегда безуспешно. Однако именно спокойная, последовательная старательность, при том что вновь и вновь терпишь неудачу, имеет высокую духовную и моральную ценность. Хотя во многих случаях человек еще не умеет обратить внимание именно на то, что происходит в действительности. К примеру, многие жалуются, что никак не могут достичь живого чувства покоя. На самом же деле они только сейчас впервые замечают, сколь хилы и слабы вообще их чувства. Прежде, в той жизни, где одно чувство обгоняло другое и все чувства отражались во внешнем мире и оттого казались больше, они этого не осознавали. Точно так же обстоит и когда человек жалуется, что не умеет сохранить какое‑либо духовное содержание. Уже прогресс, если он однажды хотя бы заметил, каким скудным и обманчивым светом мерцали мысли, которые до сих пор жили в нем. Михаэль Бауэр, которому я весьма обязан за помощь в моих занятиях медитацией, рассказывал мне об одном своем знакомом, сказавшем ему: «Как только я сажусь медитировать, ощущение такое, будто наскочил на улей и оттуда с жужжанием вылетают тучи пчел, — так разлетаются мои мысли». Улей и пчелы были всегда, но не было человека, который их видел; он пробудился лишь в медитации.
