Медианн №3, 2020 - [66]

— Да, — сказал пленник.

— Ты врешь!

— Мы…

— Что вы сделали после?

— Ушли. Вернулись в Жданаро с чертежами, как и приказал капитан. Только Билвонд остался в городе. Сказал, что понаблюдает за сожженным домом, мол, на случай, если ты выживешь и вернешься, а после — найдешь подмастерьев и воссоздашь оружие. Гарфан проглотил переданные мной объяснения и остался доволен инициативой Билвонда, но, как по мне — у Билвонда в вашем городке была девка, и он решил устроить себе небольшой отпуск.

— Я убил его.

— Поделом, — без раздумий выплюнул связанный. — Билвонд — больной ублюдок. Это он не хотел останавливаться после ослепления и продолжил резать… тебя…

— Не помню, чтобы ты протестовал. Мне не забыть твой голос, когда меня первый раз облили ледяной водой. Как и другие голоса. Они — язвы, которые никогда не затянутся.

Шавой отвел шило от свечи, упер острие между пальцами, сжимавшими плечо пленника, и надавил. Горячий металл прижег кожу большого пальца, но оружейник проигнорировал боль. Вогнал металл по рукоять.

Человек взвыл.

Шавой извлек шило и воткнул его чуть ниже. Извлек. Воткнул. Извлек. Воткнул. Каждый раз опускаясь на сантиметр. Сталь остыла, охлажденная мясом и кровью северца, но оружейник не останавливался, словно портной, перфорирующий ткань. На локте шило попало в кость; от приложенного усилия скользнуло по ней, вспороло плоть.

Наемник кричал, пытаясь вырваться из пут, но привязали его очень умело — Шавой ощущал лишь судороги мышц пленника. Стул прибили к полу, чтобы нельзя было его опрокинуть.

— Я убью дер Лана! Прекрати! Я убью его для тебя!

— Заткните ему рот, — приказал Шавой. Крик перестал доставлять удовольствие.

Один из трущобных, что молча стояли за стулом, шагнул вперед и затолкал в перекошенный рот грязную тряпку.

Шавой отпустил искалеченную руку. Отдышался. Руки были липкими от крови. Он положил шило рядом со свечой. Пошарил рукой по столику. Крюки, пластины с зазубренными краями, молоток с острыми конусами по торцам головки, ножи — изогнутые, прямые, длинные и короткие. Трущобные даже перестарались с выполнением поручения.

Шавой взял молоток, другой рукой нащупал колено пленника, примерился и с размаху опустил на коленную чашечку. Звучно хрустнуло. Тряпка отфильтровала крик в глухое мычание.

Жаль, он не мог видеть лица напротив. Выпить глазами эту боль.

— Танцевать он не сможет, — высказал мнение один из трущобных и усмехнулся.

— Заткнись, — оборвал другой.

Шавой бросил молоток на пол, обхватил голову северца руками. Под огрубевшей от масла и грязи тряпкой нащупал глазные яблоки, надавил на них большими пальцами.

В оружейнике что-то оборвалось. Он представил, что сейчас за спиной скрипнет дверь, и в помещение войдет Доместико. Увидит его таким, истязающим эту куклу из плоти, крови и лимфы. Обезумевший палач и его жертва. Как тогда, когда свет перестал быть белым. Только сейчас они поменялись ролями.

Он повел мальчика за собой по черной дороге мести, но глупо думать, что, ступая по обочине, Доместико не станет другим и останется прежним.

«Это не его дорога. И уже не моя, — неожиданно подумал Шавой. — Я должен свернуть, взяв с собой мальчика».

Глыбой навалилась слабость.

Он почувствовал себя опустошенным и разбитым. Происходящее в этих стенах перестало иметь значение. Он испытал страх. Его как будто снова окатили ледяной водой. «Неужели я делаю это?»

Голова северца билась в его хватке.

Но руки уже не слушались.

Он утопил пальцы в глазницах.

* * *

— Забудьте про старый заказ. Мне не нужна голова капитана.

— Но.

— Вы получите оставшиеся деньги, как и было условлено.

— Как угодно. Что делать с этим?

— Не убивайте его. Снимите с него тряпки наемника и оставьте там, где он сможет рассчитывать на помощь, естественно, не людей капитана. Есть такое место?

— Приют Создателя. Там не отвернутся от. калеки, — последнее слово охрипший трущобник словно выдавил из себя.

— Так и сделайте. Если захочет жить, ему придется свыкнуться с темнотой.

— Он попытается вас найти.

— Возможно. Но вас он не видел, как и постоялый двор. А я здесь долго не задержусь. Сделайте, как я сказал, и возвращайтесь за платой.

* * *

Стук копыт о булыжную мостовую постепенно стих, повозка чуть накренилась на бок и остановилась.

Доместико открыл глаза.

— Уже приехали? — освобождаясь от дружеских объятий сна, спросил мальчик.

Шавой передал ему исписанную убористым почерком гербовую бумагу.

— Да, выходим. Прочти вверху — там адрес.

Они вышли из повозки. Город встретил их зычными криками рыночных торговцев, звуками катящихся по мостовой бочек, девичьим смехом и криком глашатая, возвещающего горожанам о приезде нового оружейника.

— Приветливый город, — улыбнулся Шавой, ощупывая тростью брусчатку. — Ты разобрался?

— Да, нам сюда, идемте.

Они двинулись по узкой улочке. Доместико с интересом разглядывал нарядные окрестные дома, спешащих по делам улыбчивых горожан, красочно описывая увиденное оружейнику. Мальчик поражался отличию города — трепещущие на ветру косицы флагов, пойманный окнами домов солнечный свет, чистая мостовая — от тех образов, что отчетливо маячили в его памяти, напоминая о минувших днях.