Медь в драгоценной шкатулке - [24]

Словно уловив моё состояние, Ксиши тихонько хныкнула, и Тайрен сразу же поморщился.

— Опять будет реветь? — спросил он.

— Думается мне, что ваше высочество, когда только родились, ревели ничуть не меньше, — я взяла девочку на руки.

— Я ревел даже больше, — Тайрен неожиданно улыбнулся. — Говорят, я был непочтителен ещё в материнской утробе.

— Это как? — я вскинула глаза в лёгком обалдении.

— Толкался сильно.

Я только и смогла, что покачать головой, не находя слов. Вспомнилась замечание Кея: «А, сразу видно, что твой ребёнок…» Нет, конечно, у местных всегда были довольно странные представления об окружающем мире. Но обвинить в непочтительности нерождённого ещё младенца, это… это сильно.

— О, — пока я укачивала малышку, Тайрен оглядел комнату и остановил взгляд на книгах на столе. — Решила изучить правила поведения?

— Ну… да, — раз уж вместе с повышением ранга мне вменилось в обязанность наблюдать за поведением своих товарок по гарему, надо же знать, что это за добродетели, в которых я должна их наставлять. Так что я проштудировала пресловутое «Поведение женщин» госпожи Пэн, и ещё принесённую мне вместе с ней из библиотеки «Книгу о женской почтительности» госпожи Вейс, а теперь готовилась приступить к сборнику биографий знаменитых женщин, которых местные моралисты сочли достойными подражания. Уже успела заглянуть в первую главу, и поняла, что основная заслуга прославляемой там дамы состояла в том, что она, будучи любимой наложницей императора, отказалась сесть с ним в одни носилки, дабы не отвлекать его от размышлений о государственных делах. Надо же, какая жертва!

В первых же двух книгах всё, в общем-то, было вполне ожидаемо. Послушание, послушание и ещё раз послушание. Уступчивость и скромность. Почтение к мужу, а пуще того, почтение к свёкру и свекрови, даже больше, чем к собственным родителям. И если невестка будет достаточно скромна и послушна, если изо всех сил будет стараться угодить, то родители мужа, даже если изначально настроены к ней негативно, обязательно её полюбят. А если не любят, значит, недостаточно стараешься. Как будто нелюбовь свекрови имеет какое-то отношение к стараниям невестки.

Как хорошо, что я живу отдельно от свекрови, и мне нет нужды часто с ней видеться. Её величество лишь дважды навещала внучку и даже дала мне пару советов, как с ней обращаться. Я выслушала их со всем рекомендованным почтением и пообещала исполнить в точности, тем более что советы и правда были толковыми. Этим всё и исчерпалось.

Ещё в книгах рекомендовалось дружить со всеми прочими домочадцами, а особенно — с братьями и сёстрами мужа, ибо они оказывают на мужа существенное влияние, а разлад в доме неизбежно негативно скажется и на жене. В принципе не могу не признать, что рациональное зерно в этом было — если уж нет возможности отделиться, а это здесь, насколько я поняла, не принято, и приходиться существовать с роднёй мужа под одной крышей, тогда худой мир лучше доброй ссоры. Но вот от чего у меня точно сводило скулы, так это от рассуждений, что женщина не должна интересоваться ничем за пределами дома. А также о том, что нельзя позволять себе никаких вольностей за порогом спальни, даже в собственном доме, даже с мужем. Не дай бог поцеловать его или там руки коснуться. Почему-то все составители правил поведения пребывали в святой уверенности, что попытка дать себе хоть какую-то вольность неизбежно приведёт к полной распущенности. Или ты втискиваешь себя в колодки, или ты вор и разбойник, третьего не дано.

— Похвально, — с ироничной серьёзностью тем временем кивнул Тайрен. — Лучше поздно, чем никогда.

— Теперь я смогу стать образцом хороших манер и тем заслужить любовь вашего высочества, — в тон ему отозвалась я. Ксиши затихла, и я бережно положила её обратно в колыбельку. Девочка причмокнула и помахала ручками в воздухе.

— Мою любовь ты заслужила уже давно и отнюдь не этим, — рассмеялся его высочество и, пренебрегая всеми правилами приличия, притянул меня к себе. Я зашипела сквозь зубы:

— Ой… Ваше высочество…

— Что?

— Грудь… Не прижимайте меня так, пожалуйста.

Приближалось время очередного кормления, и грудь, полная молока, стала очень чувствительной. Я с усмешкой вспоминала, как на последних месяцах беременности мечтала о том, что вот рожу и снова могу лежать на животе. И никто не предупредил меня, что лежать на животе можно будет разве что в позе сфинкса.

Тайрен поморщился, но всё-таки отодвинулся.

— Я тебя совсем не вижу, — сказал он. — Мекси-Цу в последнее время общается со мной чаще, чем ты.

— Ваше высочество…

— Ты можешь оторваться от неё хотя бы ненадолго? Есть кое-что, что я хотел бы с тобой обсудить.

— Через час я буду к услугам вашего высочества, — уверила я.

— Через час придёт Кей, — недовольно сказал он. — А, впрочем, ладно. Обсудим вместе.

Значит, не личное, решила я, проводив Тайрена и собирая в стопку ворох нравоучительной литературы, присланной мне из дворцовой библиотеки. Помимо трактатов и сборника биографий тут были и тексты религиозного содержания, и описания женских обрядов — последнее было совсем не лишним. Но больше всего меня потрясли «Таблицы достоинств и прегрешений» некоего анонимного автора, похоже, монаха или священника. Это действительно был сборник таблиц, в которых обстоятельно обозначалось, сколько именно очков на будущем загробном суде ты потеряешь или приобретёшь при совершении какого-нибудь греха либо подвига. Все таблицы я читать не стала, ограничившись пока только разделом взаимоотношений мужчин и женщин, а остальное лишь пролистала на скорую руку. Вообще я заметила, что мои новые соотечественники питают прямо-таки страсть к классификации. Их рисом не корми, дай всё разложить по полочкам, в том числе и материи, казалось бы, совершенно для этого непредназначенные.