Мечты - [6]

Хорошо, что Шекспиръ уже не живъ, иначе тоже, пожалуй, гдѣ-нибудь въ пустынномъ мѣстѣ его подкараулила бы компанія выведенныхъ изъ терпѣнія современныхъ драматурговъ и дала бы ему основательную трепку.

Но вернемся къ моему пріятелю-критику.

— Какъ могу яповѣрить тебѣ, когда все твое произведеніе, кромѣ заключительныхъ строкъ, состоитъ изъ мыслей и положеній, встрѣчающихся у поименованныхъ мною авторовъ? — говорилъ этотъ пріятель. — Я даже могу показать тебѣ въ ихъ сочиненіяхъ тѣ мѣста, которыя почти слово въ слово повторены тобою. Желаешь, я сейчасъ принесу эти книги, и ты самъ убѣдишься…

Но я отклонилъ это любезное предложеніе, сказавъ, что вѣрю ему и такъ.

— Удивительное дѣло! — продолжалъ я, глубоко возмущенный; — выходитъ, что всѣ эти Платоны, Сократы, Аристотели, Софоклы, Аристофаны и прочіе прославленные люди, воспользовавшись моимъ отсутствіемъ въ ихъ время на свѣтѣ, только для того и написали свои произведенія, чтобы испортить мнѣ все удовольствіе. Ну, и Богъ съ ними! Больше я не желаю слышать о нихъ.

Я взялъ свою рукопись, бросилъ ее въ топившійся каминъ моего пріятеля и, разсерженный, ушелъ отъ него съ тѣмъ, чтобы никогда не заглядывать къ нему.

Съ тѣхъ поръ я пересталъ стараться объ «оригинальности». Впослѣдствіи тотъ пріятель самъ пришелъ ко мнѣ съ похвальнымъ отзывомъ о моихъ новыхъ «трудахъ», и мы помирились.

Когда-то я имѣлъ сонное видѣніе… (Люди всегда свои сны видятъ во снѣ; насколько мнѣ извѣстно, наяву никто не видитъ сновъ. Но вышеприведенная фраза звучитъ такъ поэтическии по-библейски, что я нашелъ возможнымъ воспользоваться ею). Итакъ, меня было сонное видѣніе. Мнѣ снилось, будто я нахожусь въ какой-то совсѣмъ особенной странѣ, управляемой одними критиками.

Населеніе этой страны было очень высокаго мнѣнія о критикахъ, — такого же высокаго, какого обыкновенно придерживаются о себѣ сами господа критики, — почему и пожелало быть управляемо исключительно ими. Но мнѣ тамъ очень не понравилось.

Я пробылъ въ этой «критической» странѣ нѣсколько лѣтъ, (во снѣ вѣдь иногда въ нѣсколько минутъ переживаешь чуть не цѣлый вѣкъ) и успѣлъ хорошо къ ней приглядѣться, такъ что меня нельзя обвинять въ томъ, что я составилъ о ней свое сужденіе, такъ сказать, съ плеча.

Въ началѣ тамъ были писатели, которые сочиняли книги. Но критики не находили ничего самобытнаго въ этихъ книгахъ и выражали сожалѣніе, зачѣмъ люди, которые съ большей пользой могли бы воздѣлывать картофель, тратятъ свои силы и время, а также и время критиковъ — что было всего хуже — на то, чтобы съ такимъ трудомъ нацѣплять одну на другую цѣлую уйму пошлостей, извѣстныхъ каждому школьнику, описывать разные заговоры и семейныя или политическія интриги, которыя уже сотни разъ подносились подъ разными соусами почтеннѣйшей публикѣ и давно уже набили ей оскомину?

И почтеннѣйшая публика читала только то, что писалось критиками, и не брала раскритикованныхъ книгъ. Писатели волей-неволей перестали марать бумагу и занялись воздѣлываніемъ картофеля, но и картофель у нихъ выходилъ такимъ плохимъ, что никто не хотѣлъ покупать его, и всѣ совѣтовали имъ лучше опять взяться за перо, чѣмъ зря портить огороды. Но, убоясь критиковъ, злополучные неудачники этимъ совѣтомъ не воспользовались и принялись за какое-то новое дѣло.

Были въ началѣ въ этой странѣ и живописцы, писавшіе картины. Пришли критики, стали разсматривать эти картины сквозь свои бинокли и изрекли:

— Ни одного оригинальнаго штриха и вообще ничего своего, ничего новаго: тѣ же старыя краски, тѣ же старыя перспективы и формы, тѣ же старые виды, пейзажи, моря, облака и люди. И охота этимъ бѣднякамъ тратить столько времени, силъ и труда надъ воспроизведеніемъ такого старья, когда они съ гораздо большею пользою могли бы красить дома, крыши и заборы!

Какъ видите, ничто такъ сильно не тревожитъ критиковъ, какъ мысль о томъ, что художникъ «зря» тратитъ свои силы и время, — главное — время.

— Господи! — восклицаетъ про себя критикъ, читая написанную кѣмъ-нибудь книгу или картину, — подумать только, что за все то время, которое потрачено этимъ человѣкомъ совершенно зря на такую белиберду, онъ могъ бы перечистить, по крайней мѣрѣ, пятнадцать тысячъ паръ сапогъ или перетаскать на стройку пятнадцать тысячъ кирпичей. Вотъ какъ непроизводительно тратится людьми драгоцѣнное время!

Одного только критику никогда не приходитъ въ голову, а именно, что раскритиковываемый имъ писатель или художникъ скорѣе сталъ бы плевать въ потолокъ, чѣмъ чистить сапоги или таскать кирпичи.

Помню, какъ я, будучи еще мальчикомъ, сижу, бывало, о смирнехонько за книгою подъ заманчивымъ заглавіемъ «Логовище морского разбойника», и вдругъ кто-то изъ старшихъ, заглянувъ черезъ мое плечо въкнигу, говоритъ:

— Ну, зачѣмъ ты зря тратишь время надъ такой ерундой. Шелъ бы лучше дѣлать что-нибудь полезное.

И отниметъ у меня книгу.

Я иду дѣлать что-нибудь «полезное» и часа черезъ два-три возвращаюсь въ такомъ видѣ, точно сбѣжалъ съ поля сраженія. За этотъ промежутокъ времени я облазилъ всѣ сосѣдніе заборы и крыши, пока, наконецъ, самъ не зная какъ, не очутился на стеклянной крышѣ оранжереи мистера Бетса; проломилъ тамъ одно изъ стеколъ и свалился внизъ прямо на группу огромныхъ колючихъ кактусовъ, въ которыхъ весь исцарапался въ кровь и разодралъ всю одежду; кромѣ того, получилъ хорошую порцію шлепанцевъ отъ самого мистера Бретса за причиненный ему убытокъ и безпорядокъ. Не лучше ли было бы оставить меня съ моимъ «пиратомъ»?