Мечтай о невозможном - [46]

Фабер поколебался, но затем утвердительно кивнул.

— Здесь?

— Нет. Почему вы спрашиваете?

— Материалы с абсолютной надежностью свидетельствуют, что шефом этой и нескольких других неонацистских групп является тот судья, который в 1945 году приговорил к смерти и приказал расстрелять Сюзанну Рименшмид, Терезу Рейман и священника Гонтарда, — доктор Зигфрид Монк.

3

— Монк жив?

— Он жив. Полиция имеет все доказательства. И мы их тоже имеем. Монк живет по безукоризненно сфабрикованным документам под несколькими именами. Он один из главных боссов неонацистов Германии, Франции и Австрии. Постоянно меняет места проживания. Разумеется, у него есть телохранители. Мы расследовали факты: в случае опасности определенные высокие чины в полиции и Службе безопасности Германии предупреждают его. Так ему до сих пор удавалось избегать ареста, и на сей раз тоже, когда группа провалилась. В настоящее время он находится в Австрии под именем Эрнста Модлера или Фридриха Нимана. — Рената Вагнер достала из белой кожаной сумки конверт и передала его Фаберу. — Я принесла вам снимки. Это очень хорошие копии фотографий, которые были обнаружены при обысках.

Фабер рассматривал снимки, один за другим. Монк был приземистым крепким мужчиной с круглой лысой головой и добродушными глазами. На всех фотографиях он улыбался.

«В 1945 году он не улыбался, — подумал Фабер. И толстым он тогда не был. Значит, это тот человек, который виновен в смерти Сюзанны и остальных. Зигфрид Монк. Убийца жив».

— Вы можете оставить копии себе, — сказала Рената.

— Я благодарю вас, Рената.

«Итак, Монк жив, — думал он, — Монк жив».

— Сколько ему лет?

— Семьдесят девять, — сказала журналистка. — В тысяча девятьсот сорок восьмом году он был арестован в Вене. Вы ведь знаете об этом?

— Да, — сказал Фабер. — Это я знаю.

— И сразу же с помощью друзей ему удалось совершить побег из здания суда — я узнала об этом из архива.

— У него тогда было много хороших друзей, — сказал Фабер. — Как и сегодня.

— Господин Фабер, вы столько лет преследовали его статьями и расследованиями. Вы представляете для него огромную опасность. Теперь, когда эти люди становятся все сильнее, он наверняка попытается убрать вас с дороги. Вам это ясно?

— Совершенно ясно.

— Вы недостаточно осторожны.

— Я знаю это, — сказал Фабер.

«Монк тоже недостаточно осторожен, — подумал он. — Какая нелепость! У Монка есть молодые люди, которые могут меня убить. В состоянии ли я вообще физически, в свои семьдесят лет, убить Монка? Когда я думаю о Сюзанне, о других, о моем отце, о всех утраченных надеждах, тогда я становлюсь способен. Если бы мне повезло встретить в такую минуту Монка! В Вене. В другом городе. В другой стране. Все равно где. Но это только фантазии».

— Рената, — сказал он, — я никогда не смогу вас достойно отблагодарить. В том числе и за то, что вы и ваш журнал не теряете веры.

— Я же вам сказала: не должны все уходить в сторону. Это же было бы как раз то, чего всеми средствами хотят добиться эти негодяи. Чтобы им не было никакого сопротивления, чтобы они снова вернулись к власти. И еще я вам говорила, что, видит бог, в этой стране живут не только подлецы…

Она встала и подошла к нему ближе.

— Вы сказали, что вы здесь из-за больного мальчика. Кто этот мальчик? Вы хотите об этом рассказать?

— Конечно, — сказал он и изложил все обстоятельства, связанные с Гораном.

— Ну, и этот доктор Белл, эта женщина — доктор Ромер, другие врачи, сестры, санитары, «желтые тети», клоуны, священник — разве это не другая Вена?

Он молчал.

— Вы пережили так много… я понимаю вашу ненависть — и в то же время не понимаю.

— Что это значит?

— Вы забыли всех хороших людей, которых вы знали в этом городе? Вашего друга Виктора Матейку, который отсидел шесть лет в концлагере и стал первым советником по культуре в Вене, человека, которого вы в день его смерти в апреле прошлого года назвали «чистой совестью этой страны»? Вы забыли политиков — красных и черных, таких как Фигл, Крайски, Рааб, Питтерман, Шерф, коммуниста Эрнста Фишера, Бенья, Штарнбахера? Вашего издателя Пауля Жолнея, вашего друга Вилли Форета, для которого вы писали сценарии? Психиатров, которые спасли вам жизнь после вашей алкогольной катастрофы? Один из них и его жена стали вашими добрыми друзьями, как вы рассказывали. Вы забыли Пауля Вацлавика и профессора Виктора Франкля? Вашего друга Петера Хюмера и его грандиозный «Клуб два» на телевидении? Историка Фридриха Хеера, Гельмута Квальтингера и Оскара Вернера? Всех безупречных, незапятнанных артистов, писателей и журналистов? Порядочных церковных служителей?

Фабер безмолвно смотрел на нее.

— Конечно, SPO[41] — потрепана, консерваторы — тоже. Каждая партия, каждая коалиция, которая слишком долго остается у власти, приходит в упадок, опускается. Но ведь есть, наконец, настоящая оппозиция, я не имею в виду националистов, я имею в виду зеленых, позиции которых усиливаются. Я имею в виду Либеральный форум. Во всем мире время больших старых народных партий прошло, господин Фабер. После выборов в этой стране все будет выглядеть иначе. Я знаю, что вы хотите сказать: националисты получат голоса. Да! Но и зеленые тоже! И Либеральный форум! Мы не можем сделать больше, чем помешать худшему. Но и это значит очень много!